– Домой, – бросил по привычке и, поймав удивлённый взгляд шофёра, поправился: – В центр, по улице Маркса. Скажу, где остановить.

Мимо мелькали огни витрин, шуршали машины, перемигивались фонари – всё это возбуждало его.

…По лестнице он поднялся быстро. Даже не заметил, как проскочил десять пролётов. Поднёс было руку к кнопке звонка, но, помедлив, опустил. В правом кармане шубы, нагретый ладонью, лежал ключ. Солонецкий достал его, вставил в замочную скважину.

Замок мягко щёлкнул.

Однако что-то остановило его, и после паузы, заполненной гулкой тишиной подъезда и потрескиванием батарей отопления, Солонецкий вновь повернул ключ, положил его в карман и надавил кнопку звонка.

Открыла Ирина.

Замерла с так и не заданным вопросом на губах, растерянно произнесла:

– Проходи.

В полутёмном коридорчике он снял унты, поставил сумку, разделся. Этот вариант встречи он тоже предполагал, но когда увидел Ирину – красивую и непривычно чужую, захотелось, чтобы она встретила его так, как встречала после командировок, с радостным восклицанием, заботливыми вопросами о здоровье…

Огляделся, прошёл в комнату.

За столом сидел Ладов. Он, улыбаясь, поднялся, шагнул навстречу.

– Бог гидростроения… Надумал всё-таки прилететь…

Получилось неловко, это Ладов увидел по лицу Солонецкого, но продолжал стоять с распростёртыми объятиями.

Солонецкий молча обошёл его, сел в кресло, по-хозяйски вытянул ноги в белых шерстяных носках.

– Не помешал? – спросил, окидывая взглядом стол, на котором среди тарелок возвышалась начатая бутылка коньяка.

Ирина опустилась напротив, не сводя с Солонецкого глаз.

Паузу прервал Ладов.

– Знаешь, какой скандал Нина устроила, когда я привёз галстуки обратно? – весело начал он. – Ты уж не подведи, я на тебя сослался, мол, отказался, не носит…

Ладов предлагал забыть обо всём, что произошло между ними.

– Коньяк армянский где достаёшь? – спросил Солонецкий, наливая в рюмку. – По знакомству, не иначе. Не боишься?

– Боюсь?.. Чего?.. А, ну да… Это он мне не может простить анонимку, – повернулся Ладов к Ирине, – словно я её сам написал.

– А я слышал, ты заболел.

– Вчера только эскулапы выпустили, вот зашёл о тебе рассказать.

– Как ты живёшь? – негромко спросила Ирина.

– А вот он всё и расскажет…

– Я же тебя спрашиваю.

Солонецкий взглянул на часы.

– Боюсь не успею, самолёт скоро.

– Какой самолёт? – В её голосе он услышал недоумение.

– Я проездом. В командировку.

– В командировку? – удивился Ладов. – А я и не слышал.

– Не успел. Ничего, скажут…

– Далеко?

Солонецкий не ответил, отпил коньяка.

– Татьяна где?

– На даче у подружки, – торопливо ответила Ирина. – День рождения отмечают.

Солонецкий поднялся.

Прошёл по комнате, разглядывая расставленные портреты его взрослой дочери. Сердце уже не металось в груди, а неслышно, хотя и болезненно, исполняло свою работу. И даже мысль о том, что Ирина, скорее всего, не ждала его и, может быть, даже стала любовницей Ладова, не сводила с ума, как это было только что. Он почему-то был уверен, что в этом доме он всегда будет хозяином, как до конца своей жизни он будет иметь полное право являться сюда в любой час к своей дочери. Даже если этого не захочет Ирина.

– Далеко дача? – спросил он.

– На электричке больше часа. – Ирина не спускала с него глаз.

Ладов неприкаянно листал книгу.

И то, что он не уходил, укрепило подозрения Солонецкого.

– Да-а… Печальная история, – невпопад произнёс он, рассеянно оглядывая комнату. – Нежданная встреча, тяжёлое свидание…

– Может, завтра улетишь? – Ирина поймала его взгляд.

– Мне пора, – поднялся Ладов. – Нина уже волнуется, загостился я…

– Погоди, – остановил его Солонецкий. – Я всё-таки думаю, что ты не такая дрянь, чтобы спать с моей женой и пить со мной коньяк… Молчи. Может, я не прав, но уж говорю то, что думаю. Я мог бы остаться. – Он бросил взгляд на Ирину. – Мог бы, но тогда это был бы не я… – Он понимал, что эти слова обидны для Ирины, что она не простит их ему, но он говорил, и спадала тяжесть с сердца – свою боль он перекладывал на неё. – Скрывать не стану, – поймал он взгляд жены, – летел я к тебе и к дочери. Знаешь, о чём мечтал? Чтобы дверь открыла и обняла… Остаться могу, но мучиться буду, потому что не верю… Ладов знает, наверное, прав я или нет.

Одеваясь, он старался не смотреть на Ирину.

Ладов вышел в прихожую, стал тоже одеваться, что-то наговаривая тихим голосом, словно врач, успокаивающий больного.

Ирина молча смотрела на Солонецкого.

Потом, когда он уже поднял руку, прощаясь, она сказала устало и так уверенно, что Солонецкому стало страшно за всё, что он сейчас наговорил и что делает.

– В следующий раз, Юра, открывай дверь своим ключом.

Он не нашёлся, что сказать в ответ, и торопливо сбежал по лестнице.

– Подожди! – догнал его Ладов. – Морду тебе набить надо, самодур. Погоди, говорю!

У подъезда Солонецкий остановился, глубоко вздохнул, бросил под язык таблетку нитроглицерина и ещё раз вдохнул городской воздух, пахнущий выхлопными газами и заводским дымом.

– Что ты делаешь?! – кричал Ладов. – Иди сейчас же обратно, слышишь! Ну я – ладно, я в твоих глазах подлец, но она-то при чём?.. В конце концов, что ты знаешь и обо мне, что?! Кто ты, царь? Бог? Все вокруг виноваты, только ты всегда прав, только ты святой… Я-то знаю…

– Что ты знаешь? – Солонецкий поддел Ладова за отвороты пальто, подтянул к себе. – Что ты знаешь? Да, у меня есть любовница! Если ещё не донёс, доноси!

– Сволочь ты, – спокойно сказал Ладов.

Солонецкий заскрежетал зубами, отпустил Ладова и равнодушно произнёс:

– Одного не пойму, как ты можешь жить… без хребта…

Он побрёл по улице.

Ладов шёл следом, останавливая такси. Наконец одна машина притормозила. Он указал шофёру на Солонецкого, отдал деньги и пошёл в другую сторону.

Ничего не замечая вокруг, чувствуя только болезненную тяжесть в левой части груди, Солонецкий шёл, пока обогнавший его таксист не догадался выйти из машины и открыть перед ним дверцу. Он долго добивался от пассажира, куда ехать, и не добившись, начал волноваться, пока Солонецкий не протянул ему четвертную. Они заколесили по городу, и таксист уже почтительно поглядывал на чудака.