Шайлер открыла папку, и из нее выпало несколько газетныхвырезок. Они с Оливером просмотрели вырезки.

— Кто такая Мэгги Стэнфорд?

— Девушка Голубой крови. Она исчезла. Мы понятия не имели,что ее принудительно поместили в психиатрическую лечебницу. Врачи Красной кровирешили, что у нее психическое заболевание, но на самом деле это былисвидетельства искажения под воздействием Серебряной крови. Она стала жертвой.

Лоуренс постучал по бумагам сигарой.

— После того как Мэгги так и не нашли, мы с Корделиейпоняли, что за этим стоит Серебряная кровь. Но нам не удалось это доказать.Тогда мы решили разъехаться, чтобы я мог продолжать расследование, а Комитет незнал об этом. Присцилла говорила мне, что она обнаружила в архивах нечто такое,что прольет свет на их действия, но я просмотрел эту папку. Здесь нет ничеготакого, что я не видел бы ранее.

— А что происходило после случая с Мэгги? — спросила Шайлер,отметив про себя, какой красивой выглядела юная дебютантка на фотографии.

— Ничего. Серебряная кровь вновь отступила в тень. И такпродолжалось до прошлого года, до того момента, когда была убита ЭггиКарондоле. А после Эгги уже четыре юных представителя Голубой крови были убитыв начале периода трансформации. Четыре. Столько жертв не бывало со временРоанока. Это означает, что они сделались сильнее и увереннее в себе. Однако жесамое тревожное во всем этом — смерть Присциллы. Раз они одолели вампира врасцвете сил, значит, их мощь возросла. Они становятся более агрессивными.Комитет должен осознать опасность. Мы не можем больше сидеть и дожидаться, покаКнязь Серебряной крови двинет на нас свои силы и перебьет по одному.

— Ты вправду думаешь, что Люцифер вернулся? — спросилаШайлер.

Несколько долгих мгновений Лоуренс молчал. Его сигараразгорелась; столбик пепла на ее конце делался все длиннее и длиннее, пока, вконце концов, не упал, опалив обюссонский ковер и оставив небольшую дырочку.

— А, черт! — ругнулся Лоуренс. — Корделия никогда мне этогоне простит. Она не разрешала мне курить в доме.

— Дедушка, ты не ответил на мой вопрос, — резко произнеслаШайлер.

— Возможно, на него не нужно отвечать, — нервно произнесОливер.

От этих разговоров про Серебряную кровь и Люцифера егоначинало мутить. Возможно, не стоило ему пить столько горячего шоколада илисъедать пятую булочку.

— Только самый могущественный из Серебряной крови могпроизвести обширные разрушения в таком защищенном месте, — вымолвил, в концеконцов, Лоуренс.

— Защищенном?

— Хранилище истории — одна из самых надежных нашихцитаделей. Она окружена заклинаниями, защищающими от вторжения, непропускающими мерзость. И то, что эти заклинания не сработали, — зловещийсигнал для всех нас.

— Что ты собираешься делать? — спросила Шайлер.

— Единственное, что я могу сделать, — призвать к открытомуголосованию. Пора выбрать другого Региса вместо Михаила.

Они спорили о ней. Сквозь туман, порожденный морфием, Блиссслышала, как отец и Чарльз Форс спорят о ней за дверью больничной палаты. Чтослучилось?

Блисс смутно помнила черный с фиолетовым отливом огонь, откоторого всю библиотеку затянуло густым, непроглядным дымом, и она знала, что сней произошло нечто плохое. У нее была перевязана шея. Ее укусили? Серебрянаякровь? От этой мысли ее лоб покрылся испариной. Если на нее напала мерзость, почемуона еще жива?

Блисс попыталась поднести руки к шее, потрогать рану, но тене подчинялись. Девушка запаниковала, но потом сообразила, что руки у неепривязаны к столбикам кровати. Почему?

Палата была роскошной, словно гостиничный номер люкс, ссовременной белой пластиковой мебелью; эта мебель была хорошо знакома Блисс.Она находилась в клинике доктора Пат, больнице для Голубой крови. Девушка изовсех сил напрягла сверхчувствительный слух и сосредоточилась на том, о чемшепотом спорили в коридоре отец и Чарльз Форс.

— Она не была извращена, Чарльз, ты знаешь признаки не хужемоего, ты видел ее шею! Для этого прошло недостаточно времени, — произнес ееотец.

— Я все понимаю, Форсайт, действительно понимаю, но ты жезнаешь, как это выглядит. Я не могу допустить, чтобы Лоуренс из-за этого взялменя за глотку. Ей придется пройти проверку, так же как и всем, кто тамприсутствовал во время произошедшего.

— Она — жертва! Это возмутительно! Я тебе не позволю!

— У тебя нет выбора, — произнес Чарльз тоном, не допускающимвозражений. — Я понимаю, насколько это тебя беспокоит, но, как сказал ты сам,она, похоже, в безопасности.

Последовало длительное молчание. Потом двое мужчин вернулисьв палату Блисс.

Девушка тут же закрыла глаза и притворилась спящей.

Она почувствовала, как отец положил руку ей на лоб ипрошептал короткую молитву на языке, которого она не понимала.

— Привет, — произнесла она, открывая глаза.

Ее мачеха и Джордан вошли в палату и остановились в изножьеее кровати. На Боби Энн был очередной чудовищный наряд: кашемировый свитер свышитой на груди надписью «Версаче». В руках она держала крохотный носовойплаточек и то и дело прикладывала его к глазам, хотя слез было не видно.

— Ах, золотце, мы так переволновались! Слава богу, что стобой все в порядке!

— Как ты себя чувствуешь? — спросил отец, сцепив руки заспиной.

— Уставшей, — ответила Блисс. — Что случилось?

— В Хранилище произошел взрыв, — объяснил Форсайт. — Но неволнуйся, это все случилось настолько глубоко под землей, что краснокровные натротуарах его даже не заметили. Они подумали, что это было просто небольшоеземлетрясение.

Блисс и в голову не приходило беспокоиться насчет того, необнаружили ли люди одно из самых тайных мест, принадлежащих Голубой крови.

— А со мной-то что случилось? — спросила девушка.

— Ну, это мы как раз собираемся выяснить, — ответил отец. —Что ты помнишь?

Блисс вздохнула и устремила взгляд в окно, глядевшее напустой офис соседнего здания. Ряды включенных компьютеров светили экранами,хотя рабочий день давно уже закончился.

— Мало что. Просто черный дым и... и...

«Глаза, темно-красные глаза с серебряными зрачками. Тварь,воспрявшая к жизни. Она заговорила со мной... Она сказала...»

Девушка тряхнула головой и крепко зажмурилась, словно длятого, чтобы защититься от злобного присутствия.

— Ничего, ничего... я ничего больше не помню...

Форсайт вздохнул, а Боби Энн снова шмыгнула носом.