Когда неделю назад Шайлер впервые спросила Оливера, несогласится ли он стать ее фамильяром, юноша сказал, что ему нужно подумать. Наследующий день он так и не заговорил об этом, и Шайлер решила, что Оливерслишком вежлив, чтобы говорить ей «нет», и потому ведет себя так, как будто онавообще не обращалась к нему с просьбой.

Прошло несколько дней. Никто из них не возвращался к этойтеме. Шайлер начала уже думать, что ей придется поискать другой выход. Нопрошлым утром она нашла в своем шкафчике подсунутый туда конверт. В конвертележал ключ от номера в «Мерсере» и записка от Оливера:

«Увидимся вечером. Ням-ням!»

Вообще-то Шайлер и сама испытывала на этот счет сложныечувства. Ей жутко не хотелось ставить Оливера в подобное положение. Но онаполагала, что у нее нет выбора. Если уж ей придется взять фамильяра, по крайнеймере, пускай это будет тот, кого она уже знает. А к Оливеру ее влекло еще сВенеции. Возможно, это свидетельствовало о том, что все идет как надо. Что этодолжно было произойти.

— Олли, одно твое слово — и мы не будем этого делать. Идет?— предложила Шайлер, ухватившись за край кровати и потянув на себя покрывало.

— Ладно. Давай не будем, — незамедлительно откликнулсяюноша.

Он вздохнул и улегся на кровать, запустив руки под пуховоестеганое одеяло. Длинные ноги Оливера свисали с края, но тело лежалогоризонтально. Он зажмурился, словно перспектива была невыносима для него, иснова прикрыл лицо рукой, как будто защищаясь от чего-то.

— Ты серьезно? — в легком ужасе спросила Шайлер.

— Я не знаю! — простонал Оливер из-под ладоней, лежащихтеперь поверх губ.

— Ну просто... понимаешь... я буду очень осторожна — всмысле, если тебе страшно. Доверься мне.

Шайлер все еще сидела, так что ее слова оказались обращены когромному, во всю стену, окну, в то время как Оливер словно бы разговаривал спотолком.

— Я тебе доверяю, — напряженно и печально произнес Оливер. —Я доверяю тебе свою жизнь.

— Я понимаю, это изменит наши взаимоотношения — но ведь мыже лучшие друзья. Не может же все измениться так уж сильно? В смысле — я ведь итак уже тебя люблю, — произнесла Шайлер.

Каждое сказанное ею слово было чистой правдой — она оченьлюбила Оливера. Она не могла себе представить жизни без него.

Шайлер повернулась и взглянула на друга. Оливер убрал руки слица и открыл глаза. Шайлер отметила про себя, как красиво каштановые волосыобрамляют его лицо и как соблазнительно выглядит его шея под жестким воротникомрубашки.

— Разве ты меня не любишь?

Девушка понимала, что давит на друга, но ничего не моглаподелать. Ей необходимо было, чтобы Оливер согласился. Потому что иначе...иначе к кому ей идти?

Оливер покраснел и отвел глаза. Он снова уселся на крайкровати.

— Ну ладно, — сказал он скорее себе, чем Шайлер.

Шайлер придвинулась поближе и прижалась к юноше. Несколькоедва уловимых движений — и она очутилась у него на коленях.

— Так нормально?

— Ты тяжелая, — поддразнил ее Оливер, но на губах его былаулыбка.

— Вовсе нет!

— Ну ладно, ладно, не тяжелая.

— А ты хорошенький — ты в курсе? В смысле — правдахорошенький. Почему ты постоянно только со мной? Тебе надо с кем-нибудьвстречаться, — сказала Шайлер как о чем-то само собой разумеющемся и убралаволосы со светло-карих глаз Оливера.

Ей подумалось, что ни у кого больше она не видела такихдобрых глаз. С Оливером она всегда будет в безопасности.

— Ага, как же. Я — и встречаться! — рассмеялся Оливер.

Он обнял Шайлер за талию.

— А почему бы и нет? Что тут такого неслыханного?

— Да ну? — отозвался Оливер.

Шайлер попыталась было что-то сказать, но не успела, потомучто Оливер взял ее за подбородок и притянул к себе, и вскоре они ужецеловались. Нежные, робкие поцелуи сменились более смелыми, когда обаразомкнули губы.

Девушка вздохнула. Так вот каково это — целоваться сОливером! Это было совсем не так, как она себе представляла. Гораздо лучше. Какбудто они были созданы друг для друга. Шайлер прижалась к нему, а Оливерзапустил руку ей в волосы. Это было ново — поворотный момент. Потом Шайлерпринялась целовать его в подбородок и шею.

— Скай...

— Ммм?..

Внезапно Оливер отстранил девушку, убрал с себя ее руки истряхнул Шайлер с колен.

— Нет, — произнес он, тяжело дыша.

Лицо его пылало от смятения.

— Нет? — непонимающе переспросила Шайлер.

Вроде бы все шло хорошо. И правильно, разве нет?

— Нет. — Оливер встал и принялся расхаживать взад-вперед. —Священное целование — вещь серьезная. На твою мать оно повлияло. И знаешь что?Найди себе другого подопытного кролика. Я не собираюсь этого делать из чувствадолга.

— Олли!

— Не надо, Шайлер.

Оливер называл ее по имени, только если был очень зол.

Шайлер умолкла.

— Я ухожу. Я не могу быть с тобой... Ты сама не своя, —произнес Оливер, набросил куртку и выскочил в ночь, хлопнув дверью.

В укромном уголке среди книжных стеллажей Хранилища историисидела Мими Форс, склонившись над старинной книгой в кожаном переплете. Тойсамой книгой, которую отец конфисковал у нее несколько недель назад. Может, ееи полагалось держать в Хранилище под замком, но вопрос был лишь в том, чтобывычислить, какой ключ отпирает этот замок, и усилия для этого потребовалисьминимальные: люди-библиотекари не приспособлены к тому, чтобы противостоятьгневу рассерженного вампира.

Книга была открыта на последней странице, черной странице,со словами, выгравированными сияющим голубым — цвета крови, что текла в жилахМими.

Рядом с девушкой стоял Кингсли Мартин, и они вместе читалиэту страницу при свете единственной конусовидной свечи. Окружающие их стеллажи— множество рядов книжных полок, которые, казалось, уходили куда-то вбесконечность, — окутывала тьма и тишина. В Хранилище содержалось около десятимиллионов книг. Это была самая большая библиотека в мире, и стеллажи уходиливдаль под Манхэттен — несколько ярусов под тротуарами. Никто даже толком незнал, насколько далеко уходит вниз старый лифт с покосившейся кабиной.

Они решили применить заклинание под землей. В заклинанииупоминалось «место изначальной силы», и Кингсли предположил, что этоштаб-квартира Голубой крови.

— Тут сказано, что вызвать его сможет только тот, кто схож сним разумом, — сказала Мими, читая текст.