– Ясно? Забирай, что хотела, и мотайотсюда, это моя жилплощадь!

– Но, – забормотала в растерянностиИрина, – почему мама мне ничего не сказала про однокомнатную квартиру?И как она прописала меня без моего согласия? Нет, ты врешь, Борька!

– Во-первых, я для тебя БорисЛьвович, – с достоинством парировал отчим, – а насчет того, что несказала… Хотела тебе, дуре, подарок на окончание школы преподнести.

– Врешь, – отрезала Ира, – безмоего согласия не пропишут.

– Ой, не могу, – засмеялсяхудожник, – ты что, в Англии живешь, где закон – святое? Да дала она«барашка в бумажке», и все чин-чинарем, в зубы паспорт твой взяли, в зубахназад приволокли. Ты хоть в свои документы заглядываешь?

– Нет, – растерянно ответилаИрина, – а зачем?

– Ну так поинтересуйся, какой штамп стоитв паспорте, – хмыкнул отчим, – придешь туда, где сейчас обитаешь, иглянь!

– Паспорт тут в шкафу…

– Тем лучше, – обрадовался БорисЛьвович и вошел в гостиную.

Я вжалась в кресло, мечтая превратиться вневидимку.

– Какого черта ты в баре рылась? –заорал художник.

– Ничего я не… – начала Ириша, нопотом, сообразив, моментально осеклась и закричала в ответ: – Хотела иполезла, здесь все на мамины деньги куплено!

– Здесь все теперь мое! – заявилБорис Львович. – Давай собирайся, и пошли. Хорошо еще, что я кошелек домазабыл и вернулся, давай, давай шевелись!

– Но мне надо кой-чего забрать.

– Позвони на неделе, и договоримся,сейчас мне недосуг, клиент ждет.

Он стал выталкивать Иришу из квартиры. Сновапослышался шум и треск.

– Погоди! – со слезами в голосевскрикнула девочка. – Я отцу пожалуюсь, он тебе нос отрежет!

Отчим оглушительно захохотал:

– Ну только не смеши, откуда у тебяпапенька возьмется! Да Анька-проститутка даже не помнит, под каким кустом тебясделала!

– Подонок, козел, сволочь! –завизжала Ирина.

– А ну пошла! – заорал БорисЛьвович, и входная дверь со стуком захлопнулась.

Я сделала глубокий вдох и попробовалапошевелить занемевшими ногами. Вот это новость! Бедная Аня, с какой стати онадоверилась мужу? Кое-как успокоившись, я встала, и тут раздался звонок в дверь.В ужасе я вновь присела за кресло, но трель заливалась безостановочно. Нацыпочках я подобралась к двери и глянула в «глазок» – на лестнице стоялаИрина.

– Сволочь, гадина, мразь, падальрогатая! – заорала она, влетая в квартиру. – Ключи у меня отнял,говно, скунс вонючий!

– Пошли скорей, вдруг он опять вернется!

– Нет, – злобно прошипелаИра, – в такси сел, к заказчице спешит! Ну сейчас ему мало не покажется…

И она вихрем понеслась по комнатам.

– Ира, не надо, – попробовала яостановить ее.

– Отвяжись! – отмахнулась та. –Свое беру. Лучше иди на проспект да поймай машину – «Газель» или грузовик!

Пришлось выполнять приказ. Примерно через часИрина, тяжело дыша, запихнула последний тюк в такси. Лифтерша, наблюдавшая занами, ласково поинтересовалась:

– Куда едешь, Ирочка?

– Отвянь, – буркнула та и понесласьвновь наверх.

Я пошла за ней. В еще недавно аккуратнойквартире царил полный разгром. Я с удивлением осмотрелась. Да уж! Зрелищеиз рук вон.

Пол был усеян осколками, занавески содраны,подушки распороты, в ванной разбиты зеркало, раковина и биде, в туалете –унитаз. Роскошные диваны, сделанные Аней на заказ, изрезаны ножом, а в кухнелинолеум устлан ровным слоем из рассыпанного кофе, чая, сахара и круп.

– Ира! Зачем все разгромила!!!

– Ничего! – в ажиотаже заоралаона. – Что увезти не смогла, то разбила или сломала! Ой, погоди!

И она унеслась в мастерскую. Я нервнодергалась на пороге: не ровен час Борис Львович, не нашедший у метро«Мерседес», решит вернуться домой. Тогда нам мало не покажется.

Уже в машине я робко сказала:

– Не надо было тебе безобразничать!

Ирина повернула лицо с лихорадочными краснымипятнами на щеках и тихо, но зло произнесла:

– Он – бл…ь!

– Ира! Девочки так не выражаются!

– А ты можешь назвать его по-другому?

Я молчала. Самое ужасное, что она права, дляБориса Львовича просто невозможно подобрать печатный эпитет.

– Там все, абсолютно все куплено моеймамой, – шипела Ирина.

– Ну а в мастерской что ты сделала?Надеюсь, полотна не трогала?

– Нет, – неожиданно миролюбивоответила она, – это его личные картины, я к ним даже и пальцем не прикоснулась.

– Зачем тогда ты ходила в студию?

Иришка хитро прищурилась.

– Кисти ему постригла ножницами, такойсэссон на них навела! Борька подохнет, как их увидит, чисто ежики тифозные. Онс ума сойдет, хорошая кисть жутких бабок стоит!

Повисло молчание. Потом Ирина рассмеялась.

– Боже, что еще?

– Представила, как у ублюдка мордавытянется, когда он в квартиру войдет!

Ее смех, какой-то нервный и дерганый, перешелв резкий хохот, затем по щекам покатились слезы, и она громко зарыдала, икая ивсхлипывая. Икота перемежалась взрывами хохота. Я обняла ее и прижала ксебе. Ириша вздрагивала, ее била дрожь.

– Тише, тише, – бормотала я, пытаясьудержать ее крупное тело, – баю, бай, все хорошо, маму скоро отпустят,баю, бай!

Ирочка уткнулась сопливым носом мне в шею. Ещепару раз судорожно всхлипнула и затихла. Ее тело обмякло и отяжелело, из грудивырывалось мерное, хрипловатое дыхание. Машина стояла в ужасающей пробке наСадовом кольце. Уставшая от истерики Ира спала у меня на груди.Я прижимала ее к себе и изо всех сил желала Борису Львовичу заболетьпроказой.

В «Рамстор» я попала только к вечеру.Сначала мы перетаскивали узлы в нашу квартиру. Ириша, недолго думая, упаковалавещи в постельное белье. Что помельче запихнула в наволочки, а более габаритныепредметы завязала в простыни.