держит. Коллеги ее недолюбливают и наверняка говорят гадости у нее за спиной о ее замкнутости и тупости; начальникам плевать, есть она или нет, – он знал это с самого начала, а она упрямится и не хочет понять очевидного. «В тот первый день, когда ты не пошла на работу, кто-нибудь побеспокоился о тебе? Проверил, заболела ты или прогуляла? Нет, ты же прекрасно знаешь, никто о тебе и не вспомнил». Он прав, он всегда прав; и каждый день Сандрина спрашивает себя, где она черпает силы, чтобы говорить ему «нет», отчего она отказывается оставить работу, продать машину и что в ней, слабовольной и податливой, придает ей смелости противоречить своему мужу.

Он снова кричит. Ни одного движения за занавесками на третьем этаже. Зажигается свет в других окнах, чужие занавески отодвигаются, любопытные головы высовываются наружу, и только квартира Маркесов не подает признаков жизни.

Имя Матиаса отражается от стен, а голос его отца хрипит все сильнее – он похож на звериный рык, заставляет дрожать стекла и что-то внутри у Сандрины, между ребер.

Полицейская говорит:

– Ну все, достал. – И подходит к нему: – Хватит орать, эй, ты, слышишь?

Сандрина рефлекторно прикрывает руками живот – нельзя ему «тыкать», нельзя грубить.

Он вынимает руки из карманов. Полицейская видит кулаки, и лицо ее озаряется радостью, как будто она давно уже ждала этого момента.

– Давай, вперед. Доставь себе удовольствие, попробуй тронь меня, ударь. Ну же, ударь. Тебе же хочется, да? Руки чешутся? Но я тебе не жена, психопат, поднимешь на меня руку, и тебе конец.

Полицейский приближается, он перестал твердить «господин Ланглуа, господин Ланглуа», и господин Ланглуа шипит:

– Не надо мне угрожать.

– Я тебе не угрожаю, господин Ланглуа, а предупреждаю. Может, ты и король в твоем жалком мирке, может, ты там царишь, но здесь реальный мир, и в этом мире твое представление подходит к концу. Следствие продвигается, мы получили из Италии записи с камер наблюдения, и Каролина кое-что вспомнила. Слышишь, что я сказала? Она вспомнила.

Он улыбается, спокойно, собранно. Сандрине хорошо знакома эта улыбка, и она говорит себе: сейчас он поднимет на сучку руку, накажет за неуважение к нему, за угрозу, за оскорбление. Но вместо этого он говорит:

– Не знаю, о чем вы говорите, но знаю, что вы только что угрожали ни в чем не повинному гражданину и похитили у него ребенка.

С этими словами он разворачивается, нажимает на кнопку брелока с ключом от машины, отпирает дверцы и командует Сандрине:

– Садись.

Сандрина мигом усаживается на пассажирское кресло. Полицейская кричит:

– Только тронь ее! Предупреждаю, сука, только тронь!

Но Сандрина захлопывает дверцу, и они оказываются в звуконепроницаемой кабине.

Он отъезжает; тут разрешена скорость не больше тридцати километров в час, но на трассе он превышает скорость, одновременно отыскивая номер Кристиана в своем телефоне.

Когда Кристиан отвечает, он говорит:

– Я возвращаюсь. Нет, как ты и велел – обеспокоенный родитель. Проблема не в этом, там была эта стерва. Организуй мне встречу с типом, о котором мы говорили… – Он бросает взгляд в зеркало заднего вида, хмурит брови и добавляет: – Погоди, у меня полиция на хвосте. Не знаю, это те же или другие! Позвони ему! Позвони прямо сейчас.

Это те же. В новом автомобиле, который Сандрина не сумела вычислить.

– Блять, да она издевается! – кричит он и кидает мобильник на колени Сандрине. Она рефлекторно отдергивает руки, не зная, что делать. Ей строжайше запрещено прикасаться к его телефону.

Ее муж резко тормозит за полосой для аварийной остановки. Полицейские останавливаются сзади и выходят из машины.

– Итак, господин Ланглуа, – говорит полицейская, когда он опускает стекло, – нарушаем правила? Превышаем скорость? Говорим по телефону за рулем?

Он не отвечает. Сучка злорадствует, это сразу видно. Сам он на грани, и это тоже нельзя не заметить.

Она говорит:

– Руки на руль.

И он отвечает:

– Это начинает смахивать на полицейское преследование. Что такого я сделал? Я же просто беспокоюсь за своего сына.

– Ах, господин Ланглуа, список довольно длинный. Для начала займемся нарушением скоростного режима и телефоном за рулем.

Он обрывает ее:

– Может, я и ехал чуть быстрее, но я не звонил.

– Мы все видели, – возражает она, но он говорит:

– У меня и телефона-то нет, я оставил его дома. Мы выехали слишком поспешно, я подумал, что мой сын и мои тесть и теща попали в аварию.

Она говорит:

– Да-да, конечно, а это что такое? – И она указывает на телефон, почти скрывшийся между плотно зажатыми бедрами Сандрины.

– Это ее телефон.

– Ну-ка, Сандрина, откройте телефон, – просит полицейская, и, разумеется, Сандрина не может.

У него есть пароль от ее телефона, но сама она и представления не имеет, какой у него может быть пароль. Пробует дату рождения Матиаса, своего мужа и в последней попытке – дату своего рождения, но, конечно же, ничего не подходит.

Она оборачивается к полицейской и говорит:

– Простите, ничего не помню, я… я испугалась из-за сирены.

Полицейская успокаивающим тоном говорит:

– Ничего страшного, Сандрина. Скорее, дело в том, что это не ваш телефон.

Сандрина возражает:

– Нет, мой…

И ей очень хотелось бы, чтобы голос дрожал чуть меньше, но полицейская не слушает ее – она целиком занята ее мужем. На губах сучки играет почти сладострастная улыбка, и она говорит:

– Выходите из машины, господин Ланглуа.

Сандрина дрожит, пока полицейские забирают его. Он смотрит на нее с нескрываемым презрением, а ведь она старалась как могла.

Она спрашивает:

– Что, что ты хочешь, чтобы я сделала?

И он цедит сквозь зубы: «Ничего», как будто это она во всем виновата.

Он говорит только:

– Отведи машину в гараж.

Потом его заталкивают на заднее сиденье полицейской машины, и Сандрина остается одна.

Она никогда не водила больших автомобилей, это совсем не то, что ее крохотная тачка. Отрегулировала сиденье и зеркало под себя, включила зажигание. Он никогда не говорил, как будет организована ее жизнь, если она в самом деле уйдет с работы и продаст машину. Будет ли она вообще сидеть за рулем?

Маршрут она запомнила, огромная машина ведет себя очень послушно, и Сандрина потихоньку добирается до дома. Когда же она начала думать, что плохо водит? Мысль сама по себе была странной, ведь она так гордилась собой, получив водительские права. Ее поздравил и похвалил экзаменатор, и она была на седьмом небе от счастья. Потом она годами ездила без происшествий на своей «тачке для бедноты», как презрительно говорил ее муж. Ах да, вспомнила. Он