эта фраза дайаны засядет в его мыслях как заноза. И не только эта. То, что он узнал из этого короткого, но такого откровенного разговора, взволновало не на шутку, перевернуло что-то внутри, надолго лишило покоя.

Вот сейчас уже ночь, давно пора спать, а он всё никак не мог отпустить этот момент: вспоминал, прокручивал, и снова дыхание сбивалось, как в тот миг.

Когда до Ларсена дошёл смысл слов Эйи, у него сердце на мгновение перестало биться, а потом зачастило так, что бросило в жар.

Выходит, её ещё никто не касался…. Эти невероятно соблазнительные губы чисты как первый снег. Это изумительное тело никогда не знало ласки, страсти, поцелуев и объятий.

Оллье прежде не придавал большого значения непорочности девиц. Собственно, в его постели таковых никогда и не было. Любви он не искал, а за плотскими удовольствиями лучше всё-таки не к девственницам.

Конечно, у таких дам чаще всего была ужасная репутация, но это его не смущало. Ларс совершенно не понимал, как можно осуждать женщину за то, что она не осталась с первым мужчиной и пошла искать своё счастье с другим. В жизни всякое случается – значит, были тому причины.

Да что уж там говорить, его не смущало даже то, что, например, для Теффы он даже в настоящем не был единственным. Ларс никогда не испытывал ревности, но теперь он понимал причину – Видящая просто была ему безразлична.

Другое дело, Эйя…

Он для неё чужой, и никаких прав на неё у Оллье нет, но мысль о том, что в Долине Грёз у дайаны мог остаться возлюбленный, жгла душу калёным железом. И вдруг… как будто гранитная плита с плеч свалилась – нет у неё никого, и не было!

Улыбка сама собой ползла по лицу...

Не было никого! Никого!

По-хорошему, то, что она рассказала о традициях крылатых, должно было остудить пыл Ларсена. Раз у них всё так строго, то стоит держать себя в руках. Ведь он точно не тот, с кем дайана могла бы создать пару.

Вот только вышло всё наоборот.

Именно сейчас, осознав, что между ними нет, и не может быть ничего общего, именно сейчас Ларсену невыносимо захотелось её поцеловать. Стать тем, кому она подарит свой первый поцелуй. Обнять за хрупкие плечи, прижать к себе осторожно, чтобы слышала, как неистово бьётся его сердце, и лишь потом дерзнуть накрыть её нежные губы своими. Захотелось показать, что все её страхи напрасны, что его руки желают дарить наслаждение, а не боль.

Приручить эту прекрасную пугливую «птицу»... Вот чего он желал сейчас больше всего на свете.

Она была так близко…

Ларс касался её тёплой руки, смотрел в волшебные бирюзовые озера глаз, тянулся всей душой, и больше не мог сдерживать этот свой безумный порыв. Придвинулся ближе, медленно, но настойчиво, не отводя взгляда…

Она замерла, будто под действием чар, не пытаясь отстраниться. Бездонный взгляд скользнул по лицу Оллье и задержался на губах.

«Она тоже этого хочет, хочет, чтобы поцеловал!» – вот эта ликующая мысль заставила отбросить последние сомнения.

Ларсен протянул руку, едва касаясь, погладил нежную кожу на скуле, коснулся мягко подбородка, не давая опустить голову, и потянулся к её губам.

До желанного поцелуя оставался один миг, короткий, как вздох, и…

В дверь неожиданно затарабанили.

Эйя вздрогнула и отшатнулась. Ларс выдохнул разочарованно, с раздражением покосившись на вход. Волшебство мгновения было разрушено грубо и безвозвратно.

Оллье поднялся и пошёл отпирать.

– День добрый, уважаемый аджур! – на пороге каюты стоял высокий и тощий юноша, загорелый до черноты. – Капитан меня к вам отправил – помочь обустроиться. Пойдёмте со мной, я вам всё, что нужно, выдам…

– Ну… идём… – кивнул благодарно Ларсен, обернулся, на миг поймав взгляд Илианы. – Эйя, запри дверь! Открывать только мне.

Ларсен подождал, пока она справилась с задвижкой, и лишь потом двинулся следом за парнишкой.

***

Не зря Ларсен пошёл с матросом.

Тот, конечно, испортил такой чудесный момент, но зато действительно щедро снабдил разными полезными в обиходе вещами. Дал кое-что из посуды, большой кувшин и таз для умывания, хитрый магический светильник, который при любой качке не переворачивался на бок, постельные принадлежности – потрёпанные, но чистые, пару тёплых одеял. Последнее было весьма кстати – ведь ближе к Нор-ле-Эвилье, даже в маленькой каюте станет промозгло и холодно.

Парнишка между делом спросил, как зовут Оллье и его жену, сам представился Нуммо и велел обращаться к нему по всем вопросам касательно их быта. Затем ещё раз бегло объяснил, где что на корабле находится, где проще найти его самого, а ещё предложил Ларсу забрать два небольших пустых бочонка из-под лестницы, дабы использовать их вместо табуретов.

Оллье поблагодарил, сгрёб, что мог унести в двух руках, но всё «богатство» не поместилось, и пришлось всё-таки сходить за всем остальным ещё раз. После он притащил тяжёлые бочонки.

Эйя смотрела на всё это с любопытством, но никаких вопросов не задавала.

Потом они занялись приведением своей каморки в жилой вид…

На это ушло не так уж много времени, но Ларсен был рад отвлечься немного. За этими почти домашними хлопотами забылась и стёрлась повисшая в воздухе неловкость.

Он ведь так и не успел её поцеловать, а значит, ничего необычного не произошло… Мало ли, что было в мыслях, если до дела не дошло. Но это странное чувство смущения и недоговорённости так и скреблось в душе Ларсена.

Что уж там говорить про Эйю! Она и вовсе боялась лишний раз на Оллье глаза поднять.

Но пока обживались, как-то отвлеклись.

А потом корабль стал отчаливать, его закачало, Эйя перепугалась…

Пришлось её успокаивать, смешить и отвлекать болтовнёй. С пустого разговора ради разговора Оллье неожиданно снова перескочил на рассказ о мореплавании. Ларсен сам себе удивился – оказывается, он так много знал про море и парусники, а вроде совершенно сухопутный человек. Эйя слушала с интересом да хрустела любимыми орешками.

Так незаметно наступил вечер. Стемнело. Ларсен зажёг корабельный светильник, но в каюте всё равно царил полумрак. От мерного покачивания уже клонило в сон обоих.

Но никто не решался первый заговорить о предстоящей ночи.

В конце концов, Оллье не выдержал, глядя, как у дайаны уже глаза закрываются сами собой.

– Ну, чего ты маешься? Сейчас с бочонка упадёшь, – по-доброму усмехнулся он. – Ложись спать! Кровать твоя, я на неё не претендую.

Эйя покосилась на сползшее с узкой лавки одеяло, снова перевела взгляд