— Он едет во Франкфурт, — начал Виктор с порога.

— Ты уверен? — вместо приветствия уточнил генерал.

— Абсолютно.

— Черт. Там на дорогах посты…

— Он должен учитывать проверки. И тем более возможность слежки с обеих сторон. Уж он-то!.. — Виктор с надеждой посмотрел на Шевцова. — Думаю, до Франкфурта он не доедет… сойдет. Где-нибудь на Западной Украине.

— Почему именно там? — спросил генерал.

Виктор усмехнулся.

— Фамилия в документах подходящая.

— Я должен знать точно. Где сойдет? Куда пойдет дальше?..

— Будем знать, товарищ генерал. За ним Анна идет. Она его подстрахует.

Генерал одобрительно посмотрел на Виктора.

— Ему бы выбраться, Витя… и отдохнуть. Он заслужил отдых. Но не покой!..

— Ага, — усмехнулся Виктор, — покой нам только снится, — и добавил уже серьезно: — Он выберется, товарищ генерал.

После того как Илья Петрович увидел Костромитина, входящего в генеральский кабинет, он весь день был как на иголках. Утреннего хорошего настроения как не бывало. Ну это ж надо!.. Витюша Костромитин — и полковник… и теперь при генерале вместо него, Ставрогина, великого и ужасного… С чего бы все эти перемены?.. Конечно, должность определяет звание…

Илью Петровича мучили подозрения и какая-то идиотская ревность, он только не мог определить, к кому именно. Может, к самому Шевцову? Похмелье также давало о себе знать отвратительными ощущениями, которые не забивались ни кофе, ни чаем, ни сладостями. Даже плотный обед не помог. Может, это похмельный синдром так действовал на нервы? Похмельные ощущения Ставрогина всегда напоминали синдромы нечистой совести. А можно ли справиться с этим через желудок?.. Он знал, что можно, только для этого надо было всего лишь опохмелиться… возможно, хорошенько пропариться в сауне, окунуться в холодную воду и снова в парилку… и так несколько раз.

Вечером Илья Петрович решил отправиться к Танюше. Сына посмотреть, и так… вообще…

Он еще вчера позвонил Кате с явочной квартиры и сказал, что у него срочная командировка. Придется сделать вид, что она несколько затянулась. Может, хоть Тане удастся вытянуть его за уши из беспокойства? Прежде у нее всегда получалось. Были у нее для этого свои специальные способы. А Катя этого никогда не умела. Конечно, она пыталась по-своему утешать… но Илье Петровичу это почти не помогало. Даже бесило. В таких делах жена была абсолютно бездарной. «А в чем вообще она себя проявила? — вдруг подумал Илья Петрович. — В том, что провела со мной много лет? Ну и что с того?.. Ей это было удобно. Ей это даже нравилось. Особенно когда начались хорошие деньги… Ну, а теперь тем более… я для нее лакомый ломоть… А мне-то с нее что?.. От дохлого осла хвост? Может, бросить все да уйти к Таньке?.. Она, конечно, тоже при своих интересах… но все же она родила мне сына…»

До уютного домика в тихом местечке по Носовихинскому шоссе Ставрогин добрался с первыми лучами заката. Татьяна встретила его на крыльце, сдобная и уютная, в мягком растянутом домашнем свитере, под который тут же захотелось засунуть руки. И хотя было не холодно, но все равно погреть их там, среди ее бархатной плоти, с особым пристрастием прощупывая полные налитые формы. Прелести Татьяны пленяли и будоражили, обещая безумные блаженства… Так на хрена же он каждый день таскается домой?!.. К Кате?.. Как на службу, ей-богу…

Из-за угла дома выскочил радостный сын. Перепачканный какими-то ягодами рот, ободранная коленка… маленькая родная мордашка… ясные восторженные глазенки… Илья Петрович умильно склонился к ребенку. Он присел на корточки и обнял его, чувствуя плечом теплое Татьянино бедро. Хрупкое тельце доверчиво прижалось к нему. Пахнуло парным молоком, смородиной и чем-то еще таким… черт… чем там еще пахнут дети… Господи… это же мой сын!.. И моя женщина!..

У Ставрогина защемило в груди. В этот самый момент он понял, что больше не хочет без них жить. Да и зачем?.. Из-за Кати?.. Разве она стоила всего этого?.. А еще он совершенно отчетливо понял, что раньше путал понятия «не могу» и «не хочу». Ведь ему казалось, что он не мог уйти к ним. И выдвигались кучи причин, которые, все до единой, были более чем уважительными. Законная жена, осуждение, друзей и сослуживцев, репутация, работа… а в самом начале их бурного романа еще и партия… «Ну я и осё-ол…» — подумал Илья Петрович и зашелся счастливым смехом. На всякий случай он решил ничего пока Татьяне не говорить. А то мало ли что? Вдруг изменится настроение? Илья Петрович был очень осторожен.

Глубокой ночью, уже опохмелившись белым вином и изрядно напарившись в сауне, они предались жарким любовным утехам. Ставрогин стонал и наслаждался. Татьяна была безупречна. Стиснув зубы в последнем порыве, он дернулся и затих, надрывно дыша. Потом откинулся на подушки. Раскинув конечности, он лежал на спине и отдыхал. Но вдруг ему отчего-то показалось, будто она вовсе не любит его, а только расплачивается с ним за щедрые блага и вольготную беззаботную жизнь.

— Илюша?.. Ты чего? Ты чем-то расстроен?..

Мягкая рука легла на живот. За стеной захныкал ребенок и послышалось капризное «ма-ам!..» Татьяна, вздохнув, поднялась с постели и, прежде чем выйти, посмотрела на него вопросительно.

— Нет-нет, что ты… все хорошо, — поспешил заверить ее Илья Петрович, но ответ прозвучал не слишком уверенно.

Он слышал за стеной приглушенный голос Татьяны, нетерпеливый и немного сердитый: «А, ну-ка, сынок, давай, засыпай… Папа меня ждет. А будешь капризничать, он больше к нам не приедет. Скажет, ах какой нехороший мальчик…»

К Ставрогину вновь, прямо под одеяло, заползла противная отрезвляющая тревога, прокралась и втиснулась прямо в расслабленную незащищенную душу.

Ему захотелось домой. Не-ет, не готов он еще к перемене партнерш и позиций в этом замысловатом танце…

Автобус с надписью «FRANKFURT» плавно пересек просторы России и катил по Украине. Пейзаж заметно изменился. Украинские деревни отличались от русских. Вместо бревенчатых домов здесь были аккуратные беленые хатки, другие заборы, другая растительность, другая речь.

Сергей долго дремал, стараясь крепко не засыпать, но теперь проснулся. И, кажется, вовремя. Привстав с сиденья, далеко впереди он увидел милицейский пост. Несколько машин с мигалками сгрудилось на трассе с обеих сторон движения. «Так я и знал, что будут шмонать… Суки! Мать их…» — выругался он в сердцах и будто увидел суровые лица ментов с его фотографиями в профиль и анфас.

Милиционеры терпеливо и въедливо осматривали всех пассажиров каждой машины и, только не найдя похожего, пропускали.

Автобус резко замедлил ход. Начиналась долгая очередь на проверку. Люди в салоне встрепенулись и забеспокоились, выражая общее недовольство. Те, кто спал, просыпались с пасмурными неприязненными лицами и начинали вертеть головами, что-то спрашивая у соседей. Те, кто читал, отложили в сторону книжки, газеты со сканвордами, журналы… Некоторые спешно полезли в сумки в поисках денег и документов. Между рядами кресел тут же забегали дети к лобовому стеклу и обратно. В общем, началась обычная в таких случаях суета.