«Скорая» с воем вломилась на улицы Москвы. Машина сопровождения висела у нее на хвосте. Вооруженные охранники молча и люто следили за ней через непроницаемые стекла. Водитель дергался и психовал. В городе легко оторваться и разъехаться в плотном потоке машин. А там и потеряться недолго.

Вдруг «скорая» резко свернула на боковую улицу к старым сталинским домам. В машине сопровождения растерялись и замешкались. Водитель едва успел затормозить и подать назад, как «скорая» уже выскочила из-за угла серого каменного здания и снова пристроилась впереди.

— Наша?.. — бросил водитель через плечо.

— Да вроде… номера те же, — разрозненным хором ответили сзади.

— Что это за пируэты у них?.. Дорогу, что ль, перепутали?.. Так и клиент откинется, до базы не довезут.

«Реанимация» влетела под арку и круто затормозила за старым каменным домом. Дежурный офицер недоуменно посмотрел на водителя, потом оглянулся назад.

— Приехали! — неприветливо буркнул врач.

Задние дверки открылись, и показалась взволнованная Анна.

— Привет! А вот и я!

— Э-эй, это еще что за фокусы?! — забеспокоился дежурный и потянулся к кобуре.

Медбрат, не церемонясь, обхватил его сзади и крепко прижал к спинке кресла. Врач уже держал наготове шприц. Укол был сделан прямо сквозь одежду. Офицер обмяк и безвольно развалился на сиденье.

Врач брезгливо отшвырнул шприц и с недовольным лицом выбрался из машины на улицу.

— Все, Аня. Я, конечно, с большим уважением к памяти покойного Олега… царство ему небесное… Но больше я тебе ничего не должен. И не звони!.. Хотя бы первые полгода…

Анна кивнула ему на прощание. В ее глазах отразились уважение и благодарность. Она проводила его взглядом и бросилась к Сергею.

Машина сопровождения вслед за реанимационной «скорой» въехала во двор больницы и остановилась у приемного покоя. Охранники спешно и дружно выскочили наружу и подбежали к сопровождаемому фургону. Рывком открыли задние двери. Внутри было пусто. Рядом раздался возмущенный голос водителя «скорой»:

— Чё такое?!.. Вы чё за мной едете?!..

Охранники в недоумении расступились.

— Слышь, командир… а больной-то где?..

— Какой больной?! Я бабу свою навестить ездил! Я только с перерыва! А чего надо-то?!

Мужик явно был ни при чем.

— Бабу, говоришь?.. — один из охранников подозрительно склонился к нему. — Значит, бабу. На служебной машине? — поинтересовался он приторным голосом.

— Ну и что?.. Мне разрешили… на полчасика… А чё надо-то?..

— Ладно, Санек, релакс, поехали… Чего зря париться? Здесь его нет. Он ушел. С чьей-то помощью…

— Вот, сука!..

Турок сворачивал на Кутузовский, когда зазвонил его сотовый телефон. В салоне надрывался приемник. Он нажал кнопку и молча слушал.

— Миша?.. Ставрогин говорит… Ты слышишь меня?.. Алло!..

— Да, Илья, — Турок выключил радио.

— Ты где?

— По делам. На Кутузовском, — лаконично ответил Турок.

— С Чумаковым сдвиги есть?

— Нет.

— А почему ты не там, если нет сдвигов?! — взревел Ставрогин.

— Там сейчас Чудак твой работает. Прессует — смотреть страшно. Вообще не пойму, как он держится.

— Илья — да… — согласился Ставрогин. — Не убьет, так расколет. Не впервой. Ладно. Будь на связи.

Анна уверенно вела машину по Москве. Долго металась по улицам, несколько раз разворачивалась назад на перекрестках, петляла по старым районам. Она уже давно поняла, что хвоста за ними нет, но все равно беспокоилась. Освобождение Сергея оказалось делом слишком рискованным и сложным, хотя все получилось довольно легко и удачно. Она страшно боялась случайно все испортить. Анна владела потрясающим даром вождения. И даже в незнакомом городе на незнакомой местности она блестяще ориентировалась, интуитивно чувствуя любой путь. Казалось, она видит сквозь стены домов, куда нужно ехать.

Сергей был очень плох. Но Анна была счастлива. Сейчас, когда они вдвоем в машине, а он так слаб и беспомощен, ей показалось, что она заполучила его, наконец. Его можно взять, спрятать, не отдавать никому и никуда не пускать. Но вот беда, он был совершенно не пригоден для любви. Он годился только для жалости. И не оттого даже, что измучен и ранен. Он страшно подавлен. Его нервная система истощена до предела. Возможно, что ничего человеческого в нем не осталось. Анна всхлипнула, едва удерживая слезы. Сколько еще ей придется ждать, когда вспыхнет желание в его глазах, когда он сможет чувствовать… продолжать жить… Но что если тогда он не захочет ее, ведь она напрямую связана со всем этим кошмаром.

Никто не знал, что она в Москве. И никто не знал, что у нее есть здесь квартира. Анна везла его на свою квартиру. От всех явочных конспиративных квартир СВР она категорически отказалась.

— Эй, ты как? — осторожно спросила она.

— Хреново… — с трудом ответил Сергей.

— На-ка вот, — она протянула ему горсть разноцветных таблеток и бутылек с минеральной водой.

— Что это?

— Это тебе мой врач прописал. Воскресное ассорти.

— Сегодня что, воскресенье? — переспросил он глухо и без эмоций.

— У тебя — да…

В зеркало заднего вида она посмотрела, как Сергей отправил таблетки в рот и, поморщившись, будто у него болело еще и горло, запил водой.

«Ничего, радость моя, потерпи… На ноги-то я тебя подниму… А вот потом как?..» Анна стиснула зубы, чтобы не разрыдаться. Она понимала, что ему для полного счастья только ее слез не хватало.

— А-ань… — тихо позвал Сергей.

Она живо откликнулась, едва удержав руль.

— Что?!

— Я так устал…

Ставрогин сидел в своем кабинете и просматривал досье кандидатов на место резидента во Вьетнаме. Это надо было сделать как можно скорее. Сеть не должна надолго оставаться разомкнутой. На столе лежали фотографии, сводки, всевозможные рекомендации. Некоторых он знал лично. Он задержал внимание на Антоне Стрельцове и Вячеславе Карпенко, предполагая выбрать из них двоих. Но все его мысли витали вокруг дела Чумакова.

Зазвонил телефон внутренней связи.

— Слушаю, — ответил Илья Петрович и… спал с лица.

Сообщение, которое он получил, было выше его понимания. Он ошарашено таращился в стол, пытаясь осознать и переварить услышанное. «…Чумакова только что похитили при перевозе в больницу. С ним случился припадок и обморок…»

Некоторое время он, как загнанный зверь, метался по кабинету, опрокинул графин, сбросил бумаги со стола, расшвырял карандаши и ручки. Потом одумался и, расставив все по своим местам, передал по селектору секретарю, чтобы у него прибрали на полу. Вода из графина залила некоторые документы. Видимо, именно это и заставило его взять себя в руки. Илья Петрович брезгливо вытер салфеткой брызги со своих начищенных ботинок и обиженно уставился в окно. Он был крайне недоволен своей несдержанностью.