Вечером того дня Шевцов сидел в ФСБ в кабинете совбеза. На столе стояли одноразовые стаканчики и бутылки с минеральной водой и фантой, но к ним никто не притрагивался. Совбезчик в штатском с хмурым худым лицом внимательно вглядывался в генерала. «Ну, сейчас расколет…» — усмехнулся про себя Шевцов. Чувствовал себя он совершенно спокойно. Ему было даже немного забавно. Он вообще не видел смысла в этой встрече. Она чем-то напоминала ему фиктивный брак по обоюдному интересу.

— Его ищут? — спросил совбезчик.

— Конечно, Иван Родионыч. А как же иначе? Вся СВР. Лучшие люди.

Взгляд совбезчика стал еще подозрительнее и еще глубже.

— Сергей Анатольевич, что происходит?

— Ничего особенного, — Шевцов пожал плечами. — Как говорит мой зам, «текучка».

Они помолчали.

— Иными словами, — снова начал подкрадываться совбезчик, — побег перебежчика со спецдачи не явился для вас сюрпризом?.. Я правильно понимаю?..

Шевцов спокойно взял со стола бутылку с водой и принялся медленно сворачивать крышку.

— Признаться, не думал, что это возможно, — улыбнулся генерал и отпил прямо из горлышка.

Совбезчик вцепился взглядом в его глаза. Они были кристально «честными». Он понял все.

Несколько часов, вплоть до конца рабочего дня, Ставрогин тщетно пытался дозвониться до Турка, но его сотовый упорно молчал.

Турок откликнулся только поздно вечером.

— Миша!! Я же просил тебя быть на связи!! — устав от нетерпения, проорал Ставрогин.

— У меня есть и другие дела, — сдержанно ответил Турок.

Узнав новость, он только присвистнул. Но от комментариев удержался.

Илья Петрович назначил ему срочную встречу на своей явочной квартире.

Турок добрался туда к ночи.

Это была обычная московская квартира, снятая для всевозможных целей, связанных в основном с работой. В личных целях Ставрогин ею почти никогда не пользовался… Ну, может, пару-тройку раз… Здесь имелось все необходимое, чтобы прийти и жить, однако было сразу понятно, что здесь никто не живет. Две комнаты: обе как гостиные. В каждой недорогая мягкая мебель, стол со стульями, шкафы. Были даже какие-то книги на полках. В кухне — холодильник, уголок, столешница возле мойки, подвесные секции с посудой, фужеры, стаканы, электрический чайник.

Ставрогин встретил Турка в прихожей и провел в кухню.

— Давай-ка, Миша, выпьем по рюмке. Что-то я сегодня сорвался.

— Ты пей, Илья. Я за рулем. У меня убеждения. Я не пью за рулем. И не уговаривай. Мне чаю.

— Ладно, — согласился Илья Петрович и включил чайник. Себе же налил коньяку. — Лучше бы ты, Миша, выпил со мной. У меня такие в голове мысли…

— Говори, Илья. Не тяни. Пить не буду, — резко ответил Турок.

— Тут с самого начала все было странно. Все как-то уж слишком гладко, — Илья Петрович опрокинул в горло коньяк и медленно проглотил, наслаждаясь его дубильной крепостью. — Весь этот перевод из тюрьмы ФСБ… Куда бы он из Лефортова делся?..

— А кто переводил? — подал голос Турок.

— Тот же, кто послал на дачу Костромитина! — рубанул Ставрогин и грохнул стаканом об стол.

— Да-а?.. — Турок удивленно приподнял брови, напрочь забыв о чае. Чайник уже вскипел, и чайный пакетик в кружке только и ждал, когда его зальют кипятком. Но, похоже, чаепитие откладывалось.

— Я же пытался тебе говорить о своих подозрениях, — напомнил Ставрогин, подливая себе коньяку, — но ты как-то… не отреагировал…

— Ну, я помню, и что?..

— Я предполагал, что Шевцов играет какую-то свою игру Но тут уж все очевидно. Он сам по себе. И Костромитин при нем. Никого не посвящает в дела. Я — его зам! Я ничего не знаю… только текучку. Да что я?.. Самые высокие лица в стране не посвящены в его игры. Даже самое высокое!..

— Ну… если и самое высокое не посвящено, Илья, что ж тебе-то тогда обижаться… — Турок задумался. — Если это… даже не знаю… Если это так, надо выяснять.

— Трудно это выяснить, Миша. Но… если не мы, то кто. Да?..

Турок неопределенно двинул бровями, будто плечами пожал, и снова включил чайник. Ставрогин снова налил коньяку.

Сергей несколько часов пролежал на диване. Он охал, стонал, иногда забываясь тяжелым сном. По его незажившему лицу было трудно угадать, что он чувствует. Было ясно одно — он неспокоен, ему неймется. Возможно, близость Анны волновала его, но не так, как ей бы того хотелось. В его голове пульсировала одна мысль: забиться куда-нибудь, затаиться, спрятаться подальше от всех этих людей, чтобы его никогда не нашли, как бы ни искали. Анна же будто предлагала ему спрятаться в шкафу или под кроватью, образно, конечно, говоря. Но ведь там его непременно найдут.

Она все пыталась помочь и поухаживать. Но для него сейчас все это было невыносимо. Ему хотелось забраться в нору. Одному. Уйти далеко в лес, как делают раненые дикие звери, подальше от охотничьих троп и чужих пометок.

Он, кряхтя, поднялся с дивана и, стараясь не шуметь, пошел в ванную.

Ласково зашумела теплая вода. Холодной он сейчас бы не вынес. Сергей подставил под струю израненное лицо, ему показалось, что у него потекли слезы.

Анна дремала на кухне, готовая прийти по первому зову. Но зова все не было. В конце концов она крепко уснула. Прошедший день ее тоже измотал и физически и душевно: перелет из Европы и все остальное… страх, надежды, переживания…

Она открыла глаза и увидела Сергея. Еще очень слабый, но после душа заметно посвежевший, насколько это было возможно, в новой одежде, привезенной ею специально для него, он стоял на пороге кухни.

— Ань, я ухожу.

— Господи, ну куда ты такой пойдешь?.. — она с мольбой протянула к нему руку и заговорила, запинаясь, но быстро, без остановок, пока он ее не перебил. — Сергей!.. Останься… Тебя наверняка везде ищут. Куда ты… Ты совсем слабый… у тебя все лицо ободрано… и разбито… Ты ж как помеченный!.. Тебе только мишени на лбу не хватает! Осталось прицелиться… Тебя ж первый попавшийся полицейский остановит…

— Мент, — поправил Сергей.

— Что?.. — она как будто очнулась.

— У нас тут не полицейские… у нас менты… — повторил Сергей. — Ань, знаешь… мне надо залечь куда-нибудь… подальше от Шевцова. И вот ты только со мной не спорь. На споры у меня ни сил, ни времени нет. Да и желания…

— Я вижу, что у тебя желания нет… — Анна опустила глаза.

— Да ладно, не передергивай… — смутился Сергей. — Я же совсем не об этом…

Он попытался улыбнуться, но улыбка получилась вымученной и горькой.

Говорят, женщины доходят годам к тридцати или немногим позже. Наверное, в ее случае оно так и было. Никогда прежде, ни с Олегом, ни с кем-то другим, Анна не испытывала ничего подобного. Разум неистово боролся с естеством и множеством противоречивых чувств, и результаты этой борьбы проступали на ее расстроенном лице то бледностью, то румянцем.