Поначалу Аня радовалась такому положению дел, ибо к ЭвеЛенчик относился все же лучше, чем к Ане, но со временем роль ей стала даватьсявсе труднее. Во-первых, постоянно приходилось следить за мимикой, движениями(поворачивать голову, поводить плечами, хмуриться она должна была в точностикак оригинал), носить синтетическое белье, от которого чесалось тело,краситься, желательно не раскрывать рта (стоило ей сделать это, как становилсявиден гнилой передний зуб), а если раскрывать, то только для того, чтобысказать, как она, Эва, его любит, как она благодарна ему за заботу и ласку. Икак хорош Ленчик в постели! Ну просто лучше не бывает… Это во-первых, аво-вторых, Ане казалось, что еще несколько месяцев такой жизни, и она простосойдет с ума. Ее и так не покидало чувство, что за то время, что она живет подличиной Эвы, в ней все меньше и меньше ее самой. Словно ее вытесняют изсобственного тела! Но то нечто, что готово поселиться в нем, в этом теле,совсем не Эва, а мерзкое, злобное, мстительное, готовое к подлости существо,ненавидящее всех без исключения. Ненавидящее только за то, что им хорошо, когдаей так плохо…

…Где-то в начале зимы Ленчик притащил в каморку бутылкушампанского и красиво перевязанный сверток, чем крайне удивил Аню. За неполныедва года заточения она не сделала ни глотка спиртного. Ленчик не давал ей дажепива. Дважды приносил сок, но и его выпивал почти в одиночку, наливая пленницелишь стакан. А уж о подарках, перевязанных ленточкой, говорить вообще неприходилось. То немногое, что Ленчик ей (не ей, конечно, а Эве) преподносил,было просто завернуто в пакет. Обычно это были всякие мелочи: косметическиесредства, вульгарное белье, лоскут ткани, из которого надлежит пошить очередноесногсшибательное одеяние. А тут – весьма внушительный сверток, размером собувную коробку. Да еще с бантом! И шампанское! А главное, за что? В последниймесяц Ленчик Аней был сильно недоволен. Она все меньше и меньше напоминала емуЭву и совершенно не возбуждала. Из-за этого Ленчик злился и бил девушку чаще,чем раньше. А так как с синяками и кровоподтеками Аня отличалась от оригиналаеще сильнее, то он просто сатанел…

Но в этот день он был непривычно весел.

– Здравствуй, моя богиня! – поприветствовал онАню, впервые за последние недели назвав ее «моей богиней». – Смотри, что япринес по случаю праздника!

Несмотря на то что в числах и днях недели Аня за времязаточения перестала ориентироваться, она примерно знала, что сейчас либо конецноября, либо начало декабря, а никаких праздников в этом временном отрезкеприпомнить не могла. Тем более Ленчик не поздравлял ее даже с Новым годом.Тогда чего сейчас решил?

На немой вопрос Ани (передний зуб обломился, и теперь ейзапрещалось раскрывать рот под страхом порки) Ленчик ответил:

– У нас с тобой сегодня своеобразный юбилей. – Онзажал бутылку между колен и начал сдирать с нее фольгу. – Пять месяцевнашего знакомства! Помнишь, как ты пришла ко мне и попросила не выгонять тебя?Ты сказала, что мечтала обо мне всю жизнь и что хочешь жить со мной в радости игоре…

Аня кивнула головой. По правилам игры она должна быласоглашаться со всеми бредовыми заявлениями Ленчика. Особенно касающимися Эвы!

– Ты прости меня, если я бываю груб с тобой, –продолжил он с милой улыбкой. – Знаю, у меня сложный характер, но ведь тывсе равно меня любишь?

Хлопнув наштукатуренными ресницами, Аня приподняла уголкигуб. Это означало – да, люблю!

– Тогда давай выпьем за это! – Радостный Ленчиксорвал с крышки металлическую сетку, направил горлышко бутылки впотолок. – За любовь! И за долгие-долгие годы счастья! – Пробкавыстрелила. Шампанское пенной струей выплеснулось из горлышка. По каморкеразнесся запах не игристого вина, а перебродивших дрожжей. По полу растеклосьпятно. Но Ленчик ликовал: – Подставляй стакан, богиня! Сегодня мы будем пить ивеселиться!

Аня подвинула свой стакан к краю стола. Ленчик наполнил его.Подал Ане. Налил себе в пластиковую емкость (у нее он ел и пил только изодноразовой посуды) и, чокнувшись с «богиней», осушил ее до дна. Аня же пиламелкими глотками, стараясь продлить удовольствие – хотя шампанское и было ужасногокачества, оно ей казалось божественным нектаром. Отвыкшая от сладкого,холодного, пенного, она наслаждалась этим газированным напитком, вспоминая, какпила его на последний Новый год дома и фыркала, называя кислятиной…

– Ну хватит, присосалась, – буркнул Ленчик иотобрал у нее ополовиненный стакан. – Потом допьешь… Сейчас подарок!

Он схватил сверток с бантом и, пропев «Та-та-а-а-а!», сорвалс него обертку. Под ней оказалась коробка с изображением фотоаппарата инадписью «ЗЕНИТ».

– Ну как тебе сюрприз? – сияя, воскликнул Ленчик.

– Это фотоаппарат? – уточнила Аня.

– Конечно. Отличный, между прочим… – Он вытряхнулаппарат из коробки. – Со вспышкой! Не новый, конечно, но в хорошемсостоянии. У нас фотокружок в школе закрылся, вот аппаратуру распродают. Якупил. Теперь могу не только снимать, но и печатать…

Вопрос о том, кого он собирается снимать, Аня задать неуспела, поскольку Ленчик на него ответил без всяких просьб:

– Я знаю, ты скучаешь по своей работе… Тебе нравитсяпозировать. Но из-за меня ты вынуждена отказываться от этого. – Он снялкрышку с объектива, вскинул фотоаппарат. – Теперь я буду снимать тебя. Ястану твоим единственным фотографом. Вместо И-Кея! – Ленчик опустил«Зенит» и, впившись глазами в «иконостас», выдохнул: – А фотографии мы повесимна стену рядом с остальными… Вот увидишь, мои будут не хуже, чем его! Тольконадо сюда электричество протянуть, чтобы света побольше было, да и розетка мненужна для вспышки… – Он припал на колено, нацелил объектив на Аню. –А сейчас давай просто порепетируем! Без пленки… – Голос Ленчика сталстроже, им он наставительно проговорил: – Но ты все равно должна стараться. Какбудто ты в настоящей студии, а твои снимки напечатает «Космополитен». Давайложись и принимай эротичную позу. Я знаю, ты это умеешь…

Опустившись на топчан, Аня неуклюже пристроила на нем своетело, изо всех сил стараясь выглядеть эротично. Получалось у нее плохо. Бедране так изгибались, руки походили на плети, ноги на палки, а стоило ейзапрокинуть и слегка повернуть голову (Эва на многих снимках была запечатлена втакой позе), как Ленчик обозвал ее дикой уткой, изготовившейся почесать у себяпод хвостом. Короче, измучились они оба. Но после нескольких неудачных дублей итакого же количества тумаков нужная поза была принята. Выкрикнув: «Замри!»,Ленчик нажал на кнопку.

* * *

Первые фотографии Ленчик напечатал спустя две с половинойнедели. Они оказались ужасными – размытыми, блеклыми, неконтрастными. К тому жеЛенчик плохо их промыл, и на поверхности снимков красовались белесые разводы. Ноужасало не столько качество, сколько запечатленная на фотографиях Аня. Онавыглядела просто кошмарно! Угловатая, худющая, изможденная, по-идиотскиразодетая и накрашенная, к тому же испуганная, зажатая и какая-то жалкая. Глядяна эти снимки, Аня не верила, что пародия на женщину, что таращится в объективсвоими наштукатуренными глазами, это она – юная девушка с некогдапривлекательной внешностью. Раньше она считалась весьма фотогеничной. Еечастенько снимали для школьных стенгазет. Да и на классных фото она всегдаполучалась что надо, а тут… Словно набальзамированный мертвец, подготовленныйгримером похоронного бюро к панихиде!