Носи всю беременность и вообще, пока не родишь, — говорю как можно строже. — Поняла?

Она истово кивает, глядя на меня, как на какое-то божество.

— Больше не болит, донна Ива…

Да я и сама чувствую — не болит. Самое страшное если не позади, так приостановлено. Ай да Лунница!

— …Так, донны, прошу сохранять спокойствие, сейчас мы со всем разберёмся!

Доктор Гальяро, нордического типа красавец-паладин, ворвавшись целеустремлённым вихрем в комнату, немедленно перехватывает управление. Оценивает обстановку и рассредоточивает всех присутствующих по нужным ему местам. Подхватывает с пола, безошибочно определив, кому тут хуже всех, новую пациентку, сыплет распоряжениями для Фелиции, рыцарей вообще просит удалиться. Бастиан успевает кивнуть мне на дверь: дескать, мы будем рядом! Горничные во главе с донной компаньонкой, которой более подходит определение «секретарь матриарха», хлопочут над девушкой, раздевая, обрабатывая раны, охая, укладывая в постель. Приглядывая за ними пока издали, дон Гальяро внимательно выслушивает от меня предысторию произошедшего, а так же суть увиденных мною откровений. Заодно профессионально перехватывает моё запястье, считывая пульс, сканируя общее состояние.

— Так. В общих чертах мне всё понятно, донна Иоанна.

Хмур, хмур. И, похоже, порядком рассержен: меж бровей залегли две суровых складки, на скулах играют желваки. Ещё бы. Одно дело — из года в год курировать счастливых будущих мам, помогать рождениям новых жизней, и совсем иное — столкнуться с вопиющим издевательством над женщиной. Это шокирует. Но Гальяро — профессионал и умет держать лицо.

— Кстати, и вам, и донне Элизабет лучше пока уйти и подождать где-нибудь неподалёку. Связь с целителем сразу не прерывается, и резонанс с пациенткой ещё может на вас отозваться, — подтверждает он мои опасения. — Разумеется, вы обо всём узнаете первой, донна Иоанна. К тому же, я рассчитываю на вашу дальнейшую помощь.

И скорее всего, понадоблюсь я ему не как слабенький целитель, а как делегат к дону Теймуру. Вот это всегда пожалуйста!

— Конечно. Мы с Элизабет подождём в гостиной.

— Но… — пытается возразить Элли. Перехватываю её за руку и увлекаю в коридор:

— Я сейчас всё объясню.

Но перед уходом успеваю ободряюще кивнуть нашей гостье. То ли это Лунница на неё действует умиротворяюще, то ли общая доброжелательная атмосфера… но девочка почти успокоилась и отвечает слабой благодарной улыбкой. Доктор меж тем сильной рукой играючи подхватывает тяжёлый стул, усаживается в изголовье постели.

— Давайте для начала познакомимся и немного поговорим, дитя моё…

Это у него такая методика. Знаток человеческих душ и тонкий психолог, доктор Гальяро умеет подобрать ключик к сердцам самых застенчивых или самых строптивых пациенток, умудряясь и вызвать к себе восхищение, и ни на йоту не переступить грань отношений «доверенный врач — доверившаяся пациентка». К каждой женщине у него свой подход; и если к бедняжке Глории он обратился, как к ребёнку, значит, так нужно.

Выскочив за дверь, как ошпаренная, я падаю на первую попавшуюся банкетку, прикрыв лицо руками, всё ещё не в силах отойти от увиденного.

— Ива? — требовательно теребит меня за рукав Элли. — Давай, не тяни! Рассказывай!

— Мне срочно нужен дон Теймур, — невпопад отвечаю я. — Вернее, нам срочно нужен дон Теймур. Немедленно. Пока он не назначил этого мерзавца Хорхе главой семейства.

— Но, донна… — нерешительно начинает Бастиан. Прерываю его жестом:

— Я сама с ним свяжусь. Сама. Только сперва подскажите мне кое-что, Бастиан, боюсь не справиться без теоретической подготовки… Если нужно мысленно передать чужие воспоминания, то как вы это делаете? Подозреваю, что слов в нашем случае окажется недостаточно.

***

Бусина вправо, бусина влево,

Бусина алая, бусина белая…

Казалось, я должна была тотчас связаться со свёкром и сообщить ему о бедственном положении нашей гостьи. О том, что взяла её, пусть и невольно, под свою защиту. Что ей, собственно, более требуется его помощь, чем моя. Однако вместо этого я сижу за низеньким столом в гостиной матриарха; передо мной распахнутый ларец, из которого я время от времени достаю по одному шарику, перламутровому или коралловому, и не спеша откладываю в одну из больших раковин. Слева от меня собирается горка из коралловых бусин, справа — из жемчуга…

Что я делаю?

Вернёмся немного назад

Не случайно и не с простой просьбой я обратилась к Бастиану. Когда-то, после моего освобождения из подвалов Омара ибн Рахима, дон Теймур считал из моей памяти картины пережитых ужасов и прямиком транслировал их Совету Магов. Дабы воочию показать и доказать масштаб преступлений Рахимыча. Человеческая память уникальна, в ней фиксируется всё до мельчайших деталей; но на поверхности остаётся лишь то, что считает важным её хозяин. Тем не менее, фон происходящего запечатлевается в клетках мозга, как на фотографии; умеючи, с него можно заполучить сведений куда больше, чем из самых подробных устных рассказов.

А теперь я собираюсь транслировать дону Теймуру всё, увиденное в откровении. Сегодняшний случай вышел за рамки внутренних семейных разборок, когда стараются не выносить сор из избы; побои — это уже насилие, за него, например, в моём мире судят. Для некромантов их главный судия — Архимаг и Глава Клана, вот пусть он и разбирается. В его адекватной реакции, кстати, я уверена. Он ещё и выгоду какую-нибудь из этой ситуации выцарапает, если не для себя лично, так для клана. Вот только на одни эмоции его не возьмёшь; дон Теймур затребует доказательств. А они есть, и хоть не совсем в обычном виде, но всеми здешними судами принимаются. Главное — дать делу ход, а там, глядишь, и прочие улики найдутся, вещественные.

К моей немалой досаде, в ответ на просьбу помочь с пересылкой чужих воспоминаний Тёмный рыцарь лишь покачал головой. Оказывается, менталистика — конёк далеко не всех некромантов. Лишь единицы могут виртуозно работать с памятью: извлекать фрагменты, обрабатывать, передавать. Остальным доступно простое считывание, да и то не всегда. К сожалению, дорогая донна…

Тем не менее, сейчас я занимаюсь ничем иным, как сортировкой воспоминаний. Щёлк! Очередной коралловый шарик падает в раковину по левую руку. Щёлк! Жемчужинка, гладкая до шелковистости, увесистая, солидная… На белом перламутре играют цветные блики от витражных окон. Щёлк! Чаша-раковина справа. Щёлк… туда же. И, как это иногда бывает, войдя в стабильный ритм, я невольно бормочу слова, укладывающиеся сами собой в строки.

Бусина вправо, бусина влево,

Бусина алая, бусина белая…

Стонут под пальцами, плачут, страдают,

Воспоминанья хранить не желают.

Слишком уж больно, слишком уж страшно

В душу чужую, раскрытую настежь,

Вторгнуться, вырвать, втянуть, утащить,

Чтобы в себе навсегда сохранить…

А бусины тут вот при чём. Таки нужно объяснить…

Не