class="p1">— Ты ошибаешься. Далеко не все на свете сволочи. Кроме того, я не такой, как все. Я такой, какой есть. И если тебя это не устраивает, то не буду тебя больше беспокоить. Но вот выслушать меня тебе сейчас придется. Так вот, с Ольгой я встречался для того, чтобы поговорить с ней и узнать, если это потребуется, адрес Олега. Не буду утомлять тебя подробностями, расскажу потом, если тебе это будет интересно. Короче говоря, я узнал у Ольги, сколько она получила от Вихлянцева, съездил к нему, побеседовал и вернул деньги. Потом я поехал к Олегу. Кстати, если тебе интересно, он вовсе не гей, как тебе сказала Ольга. Нормальный парень, только дрянь редкостная. В общем, вот, держи.

Он достал из бардачка и положил Янке на колени ту самую кассету, которая пропала у неё со стола. И единственный вопрос, который пришел ей в голову, был вовсе не самым важным:

— А зачем Ольга такое про Олега наплела? Не верю я?

— Наверное, со злости, — равнодушно ответил Макс. — Если тебе интересно, спроси у неё сама. Меня это не очень интересовало. Куда тебя отвезти?

Яна молчала. Ей вообще не хотелось никуда выходить из уютного салона.

— Тогда домой, — решил за нес Максим.

Возле её дома, остановив машину, он всё так же сухо произнес:

— Извини, если я был чересчур назойлив. Я просто принял слишком близко к сердцу твои проблемы. Кстати, хочу тебе сказать: не нужно думать, что весь мир клином сошелся на твоей работе. Ты думаешь, что если у тебя проблемы на работе, то ты имеешь право на все, что угодно. В том числе и на то, чтобы оскорблять людей, готовых тебе помочь. Всего тебе доброго.

Яна поняла, что пора уходить. Ей смертельно хотелось остаться, но дурацкое самолюбие не позволило. Молча вышла из машины и отправилась к подъезду.

Дома она швырнула кассету на стол и уставилась на неё. «Вот из-за этой дряни весь сыр-бор? Я могу теперь заново смонтировать свою программу, текст у меня остался. Только вот стоит ли это делать? Что-то не хочется…»

Примерно с час она уговаривала себя не думать о Максе. Но при одной мысли о том, что этот человек, который был нужен ей больше всех на свете, потерян теперь навсегда из-за ее собственного невыносимого характера, ее начинало трясти. Что же теперь делать, как жить без Максима? Даже если она позвонит ему сама, вряд ли он простит её.

«Телефон! Это наверняка звонит он!» Яна метнулась к телефону, сшибая всё на своём пути. Снимая трубку, она умудрилась сдернуть аппарат со стены, но поднимать было некогда.

— Да! — радостно прокричала она.

Это был не Максим.

— Послушай, Соколова, — раздался гневный голос Олега Кудасова, — скажи своему ненормальному дружку, что я его в милицию сдам, если он ко мне ещё раз близко подойдёт. Ворвался сегодня как бешеный.

— И отобрал у тебя мою кассету, да? — язвительно спросила Яна.

— Это уже к делу не относится. Он меня чуть не убил! Да еще и голубым обозвал, придурок! Ты сама припадочная, и друзья у тебя такие же. Кстати, быстро ты его нашла. Или он у тебя уже давно на примете был?

— Отвяжись, слизняк, — ласково пропела Яна и бросила трубку.

На этот раз бороться с собой она уже не могла. Набрав номер Макса, она на одном дыхании произнесла:

— Максим, прости меня, пожалуйста! Я совсем не могу без тебя, честное слово!

Не дав ему ответить, она отсоединилась. Вот сейчас он позвонит, и все будет хорошо. Но телефон молчал. «Похоже, всё…» — обреченно подумала Янка.

В дверь позвонили. Открывала Яна довольно неохотно. На пороге стоял Макс.

— Пустишь?

Немного опомнившись, Янка не смогла не поинтересоваться:

— А как ты умудрился так быстро приехать?

— А я никуда и не уезжал. Так и сидел в машине возле твоего дома. Очень хотел подняться, но боялся. Так пустишь?

Янка втащи ла его за руку в прихожую, захлопнула дверь и заявила:

— Только если ты мне раскроешь тайну.

— Какую еще тайну?

— Как ты меня нашёл в том сквере? Я ведь тебе не сказала название улицы.

— Сам не знаю. Я представил, что я — это ты, и мысленно пошел по городу. Только не теряйся больше, ладно?

— Даже не надейся, — повиснув на его шее, прошептала Янка.

Другая страна

Владимир Иванович стоял перед зеркалом, пытаясь подобрать галстук в тон к новому костюму, темно-серому, в тонкую белую полоску. Это давалось ему с большим трудом. Уже трижды, один за другим, он прикладывал к груди все восемь имеющихся у него галстуков, и в каждом что-то его не устраивало. Один не подходил по цвету, у другого полоска не та, а парочку вообще лучше было выбросить. Во всяком случае, так ему сейчас казалось. Отбросив в сторону очередной галстук, на этот раз ярко-красный, Владимир Иванович с грустью посмотрел на свое отражение в зеркале и ещё больше расстроился.

Ему едва-едва за сорок, а на голове волос меньше, чем на груди. Нет, они, конечно, были, но довольно жидкие. Те, что погуще, росли дурацким венчиком, который слишком быстро отрастал сзади и по бокам, приходилось их там часто стричь. В общем, сплошная морока, облысеть бы уж скорее, что ли. А когда-то у него была шевелюра что надо. Темные с каштановым отливом и слегка волнистые волосы до плеч. Мода тогда была такая, под «битлов». Сколько неприятностей он пережил из-за них. И волос, и «битлов». В школу могли не пустить, пока не подстрижешься. Могли вызвать родителей и в их присутствии прочитать лекцию на тему о тлетворном влиянии Запада и недопустимости антиобщественного поведения комсомольца, будущего строителя коммунизма. Слушать идеологов загнивающей буржуазии, то есть «Битлз», и носить длинные волосы было совершенно аморально, антиобщественно и вообще очень-очень плохо. А на улице любой мент мог остановить и прочитать нравоучение о недопустимой длине волос, постепенно подводя неправильную прическу к измене родине. Или не постепенно, а прямо в лоб — это зависело уже от интеллектуального уровня стража порядка.

Но это все были сущие пустяки по сравнению с ребятами из индустриального техникума. От них можно было получить в лоб уже совершенно буквально, кулаком. В этом самом индустриальном техникуме учились ребята после ПТУ, в основном спортсмены. Или, поступив, становились ими — такова уж была специфика этого заведения. Традиции техникума соблюдались свято. С началом каждого учебного года «индустрики», едва темнело, выходили на улицы города на охоту. Коротко