и с другой стороны звучали настолько явственно, что трудовик А.Ф. Керенский в сердцах даже выпалил: хватит отбивать правительство друг у друга![848]

Заполучив в свой арсенал думский инструмент, кабинет Столыпина приступил к расширению влияния, пытаясь перехватить у придворных кругов пальму первенства в принятии решений. В пользу этого соображения перипетии вокруг обширной морской программы, с чего и хотелось бы начать. Русско-японская война 1904–1905 годов нанесла сильный удар по отечественным военно-морским силам; глава флота вел. кн. Алексей Александрович удалился от дел. Николай II поставил задачу воссоздать морскую мощь государства, тем более что в Германии по почину кайзера Вильгельма II полным ходом шло масштабное строительство флота[849]. Новая программа, предложенная руководством российского Морского министерства, также отличалась большим размахом, а главное — потребовала громадных финансовых ресурсов: проект предусматривал привлечение более 2 млрд рублей бюджетных средств в течение 15 лет[850]. Все просьбы Минфина и госконтроля обосновать столь большие траты ведущие адмиралы А.А. Брилев, И.М. Диков, И.Ф. Бострэм и др. расценивали как признак некомпетентности далёких от морской тематики лиц. Эта позиция неизменно находила понимание в Царском селе и лично у императора. Зато Государственная дума значительно усложнила жизнь верхушке Морского министерства и его покровителям.

Бой военно-морскому ведомству в Таврическом дворце был дан уже при рассмотрении морской сметы на 1908 год. Там задались вопросом: требуется ли сухопутной стране, каковой является Россия, такой громадный флот? У нас недостаточно водных пространств, которые бы напрямую сообщались с океаном, поэтому желанием играть первостепенную роль на морях увлекаться не стоит. Наши моря — неглубокие, и нет колоний, разбросанных по всему миру. К тому же Россия являлась великой державой, даже не имея сильного флота, «а слепое подражание ещё не есть абсолютно правильное решение». Лучше вспомнить, сколько казённых средств за последние четверть века истрачено на Морское министерство и как соотносятся сделанные затраты с их эффективностью[851]. Кончено, эту точку зрения оспаривали. Возьмите небольшие страны — Бельгию, Испанию, Португалию — и дайте каждой из них мощный флот: значение этих стран в европейском концерте немедленно станет совершенно иным. И наоборот: отнимите флот у Франции, Германии или у России — эти первоклассные державы тотчас же окажутся на второстепенных ролях[852]. Помимо геополитических аргументов сторонники военно-морского строительства активно использовали и исторические, неизменно апеллируя к Петру Великому — родоначальнику отечественного флота, завещавшему его укреплять[853]. Тем не менее позиции Морского министерства в глазах народных представителей были слабыми. Чиновники сетовали: ни народ, ни интеллигенция не понимают важности этих проблем; для них военный флот — «сказочный царевич, ничего общего с действительной жизнью не имеющий»[854].

Критика Госдумы сфокусировалась на экономических аспектах; депутаты доказывали финансовую несостоятельность постройки идеи огромного флота. Прежде всего государственный бюджет России, несмотря на доминирующее положение в общей финансовой структуре страны, не в состоянии выдержать такую нагрузку. Раздутая казна — характеристика не сильной, а отсталой страны, в которой частный сектор с его производством и торговлей имеет второстепенное значение. Напротив, в Англии, Германии и Франции торгово-промышленные обороты играют ведущую роль. Кроме того, в этих странах — развитая культурная жизнь и приличные местные бюджеты: в тех же Англии и Германии они либо равны государственным, либо превышают их; у нас же все местные бюджеты составляют 1/8 государственного, и очевидно, что здесь какие-либо крупные расходы чрезвычайно затруднительны[855]. Ещё один аргумент: содержание флота России обходится в 2,5 раза дороже, чем ведущим мировым державам, а стоимость постройки кораблей в России выше почти в 2 раза. (В Германии строительство дредноута обходится в 22 млн рублей, а у нас — в 40 млн немцы содержат его за 73 рубля в пересчёте на тонну, а в России аналогичный показатель равен 180–190 рублям[856]). Депутатов поражали планы правительства взвалить на обнищавшего крестьянина ношу в два с лишним миллиарда рублей: «Если бы мы такой хомут надели на наше отечество, мы тем самым лишили бы его всякой возможности удовлетворить каким бы то ни было культурным потребностям»[857]. Расходы на судостроительную программу называли выброшенными деньгами, «данью, которую страна должна платить»[858]. И вообще: «нельзя считать планом те широкие предложения о восстановлении русского флота, который будет стоить два миллиарда рублей»[859].

Не прошла Дума и мимо управленческих аспектов. Октябристу А.И. Звегинцеву Морское министерство представлялось «помещичьей разваливающейся усадьбой»[860], а по убеждению многих депутатов, в таком состоянии (даже при наличии соответствующих кредитов) оно неспособно осуществить намеченную судостроительную программу. После Русско-японской войны, почти уничтожившей отечественный военный флот, морская администрация и её учреждения по логике вещей должны были сократиться, но произошло обратное: ведомство продолжает расширяться и заказывает любые суда, какие только возможны на данный момент. То есть в России реализуется принцип: не администрация существует для флота, а флот — для администрации[861]. Как утверждал главный критик морской программы лидер октябристов А.И. Гучков, российский флот способен лишь «блестяще фигурировать на смотрах и на торжественных встречах»[862].

В конце концов премьер Столыпин перенёс дискуссии в Государственный совет, состоящий, как он говорил, «из лиц, умудрённых государственным опытом»: там не обязаны во всём соглашаться с депутатами и в случае необходимости могут вносить поправки[863]. Действительно, Госсовет внёс поправки в решение Думы и утвердил морскую смету. Точно так же здесь поступали по представлению правительства и в 1909–1910 годах. Но вот на что недостаточно обращают внимания историки: за это время бюджетные потоки, направляемые в отрасль, перешли под контроль финансово-экономического блока. Началось с того, что Столыпин разделил критический настрой нижней палаты и, несмотря на сопротивление влиятельных сил, настоял на масштабном обследовании Морского министерства. Это решение правительства вызвало удовлетворение в Думе: её усилия не пропали даром[864]. Из членов Госсовета была сформирована особая ревизия, куда вошли: председатель финансовой комиссии Госсовета М.Д. Дмитриев, недавно отставленный военный министр А.Ф. Редигер и адмирал П.Ф. Рерберг, причём первые двое оценивали политику Морского ведомства крайне негативно. Отметим: Дмитриев был видным представителем финансово-экономической бюрократии; начал свой путь под началом Д.М. Сольского в госконтроле, затем на ведущих постах в Министерстве путей сообщения и Минфине, где дошёл до товарища министра. Кадровый военный Редигер также не был чужим в этих кругах. И лишь Рерберг выступал в роли адвоката Морского министерства и существовавших там порядков[865]. Ревизия подвергла тотальному изучению сметы, подготовленные адмиралами; она собиралась 21 раз, не