– Как тут все… стало… – Настя не сразу смогла выразить свое отношение. После организованных Штатов этот город обещал непредсказуемую удаль, колоссальный успех и не менее глубокое падение. – В Америке каждый день показывают русских бандитов, кровь. Неужели так стало опасно? Прямо на улицах стреляют?

– Нэхай москали друг друга шмуляют, – высказалась тетя Ксана.

– Мы тебя одну никуда не отпустим. – Тетя Галя развела кипучую активность. – После девяти лучше никуда вообще не ходить. Побудем в отеле вместе, пообщаемся. Возьмем билеты в театр. Посетим Третьяковку. Навестим Сидорчуков, Лещенко, Семкиных, они где-то тут…

– Я не смогу в отеле сидеть, – перепугалась Настя. – Какие Сидорчуки? Завтра вечером надо на прием в Канадское посольство. Потом наше выступление. Потом Марк должен прилететь, нас в Барвиху приглашали…

И вовремя прикусила язык. Родственники притихли, слегка придавленные величием заезжей звезды. Сквозь сырую пелену Настя трижды видела себя на плакатах, огромную, с неестественно счастливым ртом, с черной повязкой на глазах.

Раздав подарки, глядя в вывернутый зев чемодана, Настя уверенно заявила:

– Мама, я в гостинице не останусь. Хочу съездить туда… посмотреть, что с нашей квартирой. В конце концов, это мой дом. Так считается, что дом.

– Я с тобой, доню, можно?

Ключ сухо провернулся в замке. Настя вошла, прислонилась к косяку. После американских апартаментов квартирка показалась крошечной, низкой, темной. Сюда приходила какая-то женщина, нанятая Марком, периодически мыла полы, стирала занавески. Мебель казалась неуклюжей, жесткой, угловатой. На полках грустно пылились грамоты, полузабытые призы, свадебные фото.

– Настя…

– Я здесь спала всего два раза.

– Ну и ладно, доченька.

– Мама, вы приедете ко мне жить насовсем?

– А я тебя хотела спросить – когда ты насовсем вернешься?

– Мама, я купила тебе квартиру в Майями. Почему-то обе так и не присели, разговаривали вполголоса, затаившись в дверном проеме.

– Доча, знаешь, что твой отец говорит? Он ведь свою работу больше меня любит, за все годы больничный ни разу не брал, с температурой выходит… Так вот, доча, отец твой говорит. «Задрав штаны побегу в любую Америку, куда хотите, лишь бы внука нянчить».

– Марк пока против детей, мама. Но я же еще молодая, успею.

– Семь лет, как твою свадьбу сыграли, доченька. Каждый день у Бога прошу, чтобы сберег тебя.

– Все хорошо будет, не плачь…

– Так вы не думаете возвращаться? В России, конечно, не сахар, бардак творится. Но все мы тут, все свои. Что ж мы попремся в Америку?…

– Марк настоял, чтобы я продлила контракт еще на два года. Это большая редкость, мама, когда «Дю Солей» так долго работает с артистом. Это надо ценить. Да и что я буду делать здесь?

– Непременно здесь? Домой ты возвращаться не хочешь? Да, да, это тебе скучно, я понимаю…

– В Украине еще хуже, мама. Здесь появился интерес к нашему жанру, здесь хоть что-то слышали о нас. Мама, ты не знаешь, почему так? Почему у нас хвалят человека, только если он привезет кусок славы оттуда, с Запада?

– Я за тебя все время боюсь, снишься мне. Мне мама Леси звонила, подружки твоей. Говорит, что ты еще страшнее трюк придумала, с огнем?

– Не пугайся… дай я тебя поцелую, мамочка. Это со стороны страшно. Мы придумали поджечь канат, на который я прыгаю. Огонь гонится за мной, но не успевает. Канат пропитан специальным составом, он потом разваливается на части. Но к этому времени я уже на площадке, вот и все.

– Ну и славно, если так. – Мама смотрела строго и глубоко. – А давай с тобой выпьем, доча? А то в этой хате больно тихо!

Засмеялись обе.

– Давай выпьем. Надо только вспомнить, где тут рюмки.

Пока спускала ржавую воду, пока резала апельсины, мама неслышно обняла сзади.

– Счастлива ты, доню? Любит он тебя?

– Любит, мама. Ой, мама, я же совсем забыла фотографии тебе показать. Мы там в Мексике, в Перу, там индейцы такие пирамиды выстроили…

– Да шут с ними, нэхай себе строят. Настя, ты меня только не дури. Я ведь чую – что-то не так, мое сердце не обманешь!

«Все не так, мама. Все не так». А вслух сказала:

– Все замечательно, мама.

Женщин здесь не было. Ни одной.

Мир без прекрасного пола казался чуждым, как марсианский пейзаж, хотя в военной академии барышни тоже встречались крайне редко. Сергей с неожиданной ностальгией вспомнил, как бритые первокурсники толпой бегали в чайную, потому что там якобы объявилась смазливая кассирша, а самые отважные пытались заигрывать с пожилой прапорщицей из санчасти. В армии естественным образом царил мужской дух, но близкое присутствие слабого пола обнаруживалось в каждой мелочи. Девушки поджидали у ворот, присылали фотографии, целовали после танцев.

В «Хамелеоне» женщины отторгались, как биологический вид. Нескольких Кушко все же заметил, гораздо позже. Они как мышки сидели за дальними столиками, в окружении своих спутников, и переваривали свалившуюся на них дозу экзотики.

Стасик плавал тут, как налим в родном пруду. Поцеловался со стриженым пареньком за стойкой, еще двоих обнял, словно встретил потерявшихся друзей детства, затем напросился за столик к каким-то японцам. Японцы потеснились, оказались монголами, но для Сергея это роли не сыграло. На джинсовом колене монгола раскачивался юноша с бутылкой, старший товарищ шарил у него под рубашкой. Второй задумчивый буддист елозил носом по маленькому зеркальцу. Пол подпрыгивал, пары кружились под сладкие стоны «Бэд бойз блю». Молоденькие, вычурно одетые пацаны прижимались друг к другу в танце, некоторые целовались, игриво косились в мутную темноту. В сумраке за столиками солидно сверкали запонки и швейцарские часы. Там золотился ирландский самогон стоимостью в шесть месячных Серегиных зарплат, там высились горки мидий и фасонились на скатерти карточки «американ экспересс». Холеная пухлая рука гладила бедро, другая волосатая рука облапила короткие кожаные шорты. Маслины передавались изо рта в рот…

Сергей озирался, совершенно обалдевший. Вдруг показалось, что со всех сторон его окутывает незримая липкая паутина, и освободиться от нее нет никакой возможности.

Вовремя возник Стасик. Загадочно блестя глазками, повлек за собой.

– Сегодня я не рабо-отаю, но с ребя-атами познакомлю… Тебе неуютно? Кушать хочешь? Как насчет винца? Скоро начнут, скоро.

Он выволок Сергея под самую сцену, здесь снова потеснились, прижались плечами. Кто-то положил руку на талию, Сергей стряхнул. Кто-то придвинул бокал, в полумраке блеснула серьга в ухе.

– Братишка, как насчет по стаканчику? Ну… что ты такой хмурый?