– Алеа, – произнёс он глубоким голосом. – Не знаю, увидишь ли ты это когда-нибудь, но я пришёл сюда, чтобы оставить для вас сообщение, – объяснил он. – Я Кеблар, твой отец.

Алеа пошатнулась и, чтобы не упасть, крепко вцепилась в Леннокса.

– Я хочу сказать, что мне… очень жаль! – произнес её отец. Он выглядел бесконечно уставшим. – Когда началась эта лихорадка, меня с вами не было. Я был на троске с нашим китовым семейством. Твоя мама осталась с вами в городе. Знаешь, ходить на китовый троск с маленькими детьми очень сложно, поэтому с тех пор, как вы родились, она жила у осёдлых друзей, а я сопровождал наших китов в одиночку. Это был последний троск, который я собирался выполнить без вас, – с горечью добавил он. – Вы уже подросли и могли одолевать вплавь довольно большие расстояния, и… на следующем троске мы обязательно были бы вместе.

К глазам Алеа подступили слёзы.

– Узнав об эпидемии, я немедленно вернулся в город, – продолжал Кеблар. – Но вас там уже не было. Соседка сказала мне, что ваша мама подхватила вирус… – Он замолчал и отвернулся. Он что, плачет? – Соседка, которая и сама уже заболела, сказала, что Нелани собиралась отвезти вас на сушу. – В его глазах заблестели слёзы. – Нелани – так зовут твою маму… Очевидно, она собиралась отдать тебя и твою сестру-близняшку по отдельности.

У Алеа перехватило дыхание. Не может быть! У неё есть сестра-близнец!

– Наверное, Нелани полагала, что, если вас разделить, вы не так будете бросаться в глаза с вашими необычными складками кожи, и у вас будет больше шансов жить среди сухопутных и оставаться неузнанными. Я не знаю, разделила она вас или нет. Я ничего не знаю! – Его голос дрожал. – Я проник на паром, который шёл к суше. Мне нужно было как можно скорее покинуть воду, пока я не заразился. – Он расправил плечи, пытаясь взять себя в руки. – Я много недель подряд обыскивал побережья Бельгии и Нидерландов, искал вас, но… так и не нашёл. У меня нет ни малейшей зацепки. Я не знаю, где вы сейчас, живы ли. Поэтому я приехал в Шотландию и по земле добрался до Рах Тураны. Это было непросто. Не знаю почему, но я до сих пор не заразился. Возможно, я всё же останусь в живых. Я встретился с парой других выживших. Мы вместе пойдём в Исландию. Там есть горячие источники. Возможно, мы останемся там жить. Считается, что в горячей воде вирус не опасен, – добавил он, словно убеждая самого себя. – Алеа, если ты жива и если ты это слышишь, прошу тебя: найди меня. Отправляйся в Исландию! – Он поднял руку, будто желая прикоснуться к ней. – Я сейчас запишу ещё сообщение для Антеи, если вдруг вы попадёте в Рах Турану по отдельности.

Антея.

Алеа охватила мелкая дрожь.

– До встречи, дитя моё, – сказал он, сделав ударение на слове «встреча». – Желаю тебе счастья и удачи на твоём пути. Попутного тебе течения.

Изображение поблёкло, и синий поток устремился в глубину чаши.

Алеа стояла, боясь пошевелиться.

– Если другое сообщение не появится, значит, больше для тебя ничего нет, – сказала Артама, подождав несколько секунд.

Со слезами на глазах Алеа кивнула и крепко прижалась к Ленноксу.

– Посиди немного, – посоветовала ей Артама.

Алеа опустилась на тёплый пол. В висках грохотало, и ей казалось, что от всего, что она только что узнала, у неё взорвётся голова. Сердце рвалось наружу – от радости ли, что её отец, возможно, жив и что у неё есть сестра-близнец, или от горя, что её мать, скорее всего, погибла? Ведь иначе она бы тоже оставила для Алеа сообщение.

Леннокс взглянул на неё с тревогой.

– Я в порядке, – сказала она. – Просто слишком много всего…

– Может, лучше продолжить завтра… – начала Артама, но Леннокс её прервал.

– Нет, – сказал он. – Теперь моя очередь.

Он решительно подошёл к чаше и опустил ладонь в воду.

Алеа сидела на полу и не могла видеть, что происходит в воде. Однако вскоре на поверхности появилось изображение другого человека.

Алеа встала и взяла Леннокса за руку, потому что вид у него был такой, будто он вот-вот разрыдается.

– Мама… – прошептал он, вглядываясь в лицо очень красивой женщины с длинными тёмными волосами и лазурно-голубыми глазами.

– Ленни, любимый, – хриплым голосом начала Ксения, и Алеа обратила внимание на нездоровый румянец на её щеках. – Когда ты это увидишь, меня уже не будет в живых. Я заразилась. Скорее всего, мне осталось жить всего пару часов.

Леннокс застонал, и Алеа крепко стиснула его ладонь.

– Я расскажу тебе то, что ты должен знать. Если, конечно, ты когда-нибудь сюда попадёшь, – с трудом говорила Ксения. – Ты наполовину сухопутный, наполовину обливион, но твоя сухопутная часть в тебе преобладает. По крайней мере в том, что касается твоей внешности. Возможно, ты доволен и счастлив и живёшь на суше, даже не предполагая… – Она схватилась за лоб, пытаясь сосредоточиться. – Откровенно говоря, я не собиралась заводить ребёнка с твоим отцом. – Она рассмеялась, и в её смехе сквозило отчаяние. – Это был сумасшедший летний роман двух людей, которые совсем друг другу не подходили. Не пойми меня неправильно! Узнав о том, что беременна, я очень обрадовалась и сразу почувствовала, что безумно тебя полюблю. Тогда у меня был план: растить тебя в нашем клане вместе с твоими двоюродными братьями и сёстрами. Однако после твоего рождения я обнаружила, что у тебя нет жабр и что ты не можешь дышать под водой. Поэтому я решила попробовать пожить с тобой и твоим отцом на суше. Твой отец – человек сложный, но, думаю, в нём есть что-то хорошее. Два с половиной года мы жили вместе, и всё было хорошо. – Ксения прервалась, скорчившись от боли, а затем продолжила: – Твоему папе я никогда не говорила, что я не обычный человек. По ночам я часто убегала на пляж и погружалась в море, но он этого ни разу не заметил. Обливионов никто не видит – если только они сами не хотят быть увиденными. – Она улыбнулась, изо всех сил стараясь унять дрожь. – Несколько раз я брала тебя с собой. Ты умел плавать с рождения, как любой морской человек. И глаза у тебя были такие же голубые, как у меня. Но в коляске тебя никто не замечал… – Она покачала головой. – Хотя даже у обычных детей обливионов маскировочный эффект проявляется в возрасте семи-восьми лет. – Она замолчала и подалась вперёд. Должно быть, боль была невыносимой.

– Мама… – Леннокс в