поездок.

– А потом это перешло на следующий уровень, не так ли? – спросила я, боясь узнать правду. – И вы не осмелились сообщить об этом. Вы же все-таки сообщница. И вы боялись потерять то, что у вас есть.

– Я боялась потерять своих детей, – прошептала женщина.

– А как же чужие дети? О них вы подумали? Как насчет Киры Темплтон, трехлетней девочки, которая исчезла неделю назад? Вы думаете, ваш муж мог похитить ее?

– Похитить? Джеймс никогда… никогда ни с кем ничего не делал… против воли.

– Ваш муж был арестован за попытку похищения несовершеннолетней, миссис Фостер, – повторила я, пытаясь донести это до нее.

– Я не знаю, зачем он это сделал. Это… это на него не похоже.

– Не похоже? – переспросила я. – Миссис Фостер, то, что делает ваш муж, все больше подталкивает к его к тюрьме, разве вы не видите? Это патология. Он делал это не ради денег. Откройте глаза. Он делал это потому, что такова его натура.

Ответом мне послужили дрожащая нижняя губа и слеза, скатившаяся по ней.

– Один момент… А ваши дети? – спросил профессор.

Маргарет покачала головой, и я с облегчением выдохнула.

– Слава богу, эту черту он никогда не переступал. Я никогда не оставляла его с ними наедине. Никогда.

– Хорошо, – хмуро сказал профессор Шмоер.

– А что насчет Киры? Вы слышали что-нибудь о Кире Темплтон?

– Пойдемте со мной, пожалуйста. Я должна вам кое-что показать.

Поднявшись с дивана, она повела нас к двери рядом с лестницей. Когда она открыла задвижку, мы поняли, что это вход в подвал, провал во тьму. Маргарет зажгла лампочку, подвешенную на проволоке, и спустилась под скрип лестничных ступеней. Сначала я не заметила ничего необычного, но потом увидела металлическую этажерку, забитую видеокассетами с наклейками, на которых были написаны разные цифры: двенадцать, четырнадцать, шестнадцать, семнадцать, на некоторых даже была семерка или девятка, но все цифры были меньше восемнадцати. Здесь также стояла пара деревянных столов с картонными коробками, а к стенам были прикреплены кнопками изображения калифорнийских пляжей.

– Все это… – уточнил профессор, чтобы подтвердить догадку.

– Да, записи, – ответила она.

Маргарет подошла к этажерке и присела. Ухватившись за шнур, она приподняла деревянный люк, который вел в еще более темное место. Женщина нажала на выключатель, и мы с профессором заглянули вниз, не желая спускаться. Там стояла узкая раскладушка со скомканной простыней и видеокамера на штативе напротив.

– Он начал платить девочкам-подросткам, чтобы… чтобы они спускались сюда, и он их снимал.

Голова закружилась, и мне пришлось опереться на стол. К горлу подкатила тошнота.

– Вы знали об этом и ничего не сказали? – в шоке спросила я.

– Я знала, но они приходили добровольно. Были даже подружки моих детей.

– Что?

– Они приходили к нам и…. ну, Джеймс предлагал им тридцать, пятьдесят долларов, и… они спускались без жалоб. Они хотели этого. И мальчики… тоже.

– И мальчики? А ваши дети об этом знали? Они знали, что вы платили их друзьям, чтобы… чтобы их здесь снимали?

Она обреченно кивнула. Профессор достал одноразовый фотоаппарат, который всегда носил с собой, и сделал снимок подвала, сфокусировавшись на кровати и штативе. Затем он сфотографировал этажерку с видеокассетами.

– Меня арестуют? Это конец. Я много лет мечтала, чтобы все это закончилось… но… я не хотела потерять детей, понимаете?

– Мы не полицейские, миссис Фостер. Мы не собираемся вас арестовывать и не обязаны вас понимать.

– Вы не из полиции? – удивленно воскликнула женщина.

– Нет. Но будь я из полиции, то не дала бы вам даже попрощаться с детьми, – твердо заявила я.

Мы вернулись в гостиную, и профессор позвонил генеральному прокурору, чтобы сообщить ему о наших находках и сделать заявление. За годы работы в «Дэйли», где он писал репортажи о коррупции и мошенничестве, раскрывал общественные интриги и прекрасно умел рассказывать истории, которые часто заканчивались в суде, он установил дружеские отношения с высшим руководством судебной системы и полиции. Вскоре Шмоер вернулся с застывшим лицом, он был чем-то взволнован.

– Ты все рассказал? Полиция приедет? – спросила я немного растерянно.

– Они только что освободили его без предъявления обвинений… – ответил он, оставив меня в замешательстве. Как такое возможно? Мое доверие к закону и системе испарилось как дым. Как я могла быть такой наивной? Как могла надеяться, что система работает?

– О чем ты? В подвале полно улик! – закричала я.

– Кто-то плохо выполнил свою работу, Мирен, – ответил Шмоер серьезным тоном.

– Да ну? Они даже в дом не заходили. Они ничего не сделали! – опять закричала я. Голос срывался. – А что сказал прокурор? Его задержат еще раз?

– Он попросил меня включить телевизор.

Глава 37

Некоторые люди – словно огонь, а другим его не хватает.

1998

На телеэкранах по всей стране бушевал пожар. Затем он перекинулся на первые полосы газет по всему миру, и вскоре это изображение стало символом справедливости, в которой отказали власти, но за которую ратовала вся планета: жадный танец огня, поглотивший Джеймса Фостера на выходе из полицейского участка.

Всего через день после его ареста власти отказались выдвигать против него обвинения. Девочка, которую он якобы пытался похитить в районе Таймс-сквер, подтвердила рассказ Джеймса, камеры в округе не запечатлели никаких следов попытки похищения, а обвинения в растлении малолетних оказались выдвинуты родителями его нынешней жены, когда они оба были подростками. Полиция не хотела идти на поводу у первой полосы «Пресс», из которой следовало, что Джеймс Фостер также является виновником исчезновения Киры Темплтон, но страна его возненавидела, стоило только его лицу украсить газетные киоски по всему Манхэттену. В полдень у дверей полицейского участка, где он содержался под стражей и где его активно допрашивали полицейские, собралась толпа. К шести часам вечера, когда люди вышли с работы, толпа эта исчислялась сотнями. Но постепенно шумные призывы к справедливости стихли, и к полуночи там осталось около тридцати человек, в основном активисты, ожидавшие заявления полиции. В течение всего дня различные новостные каналы и ток-шоу освещали случившееся, строя зловещие догадки о том, как Джеймс Фостер умертвил Киру, чего ему, к счастью, не удалось сделать с семилетней девочкой, которую он пытался похитить.

Когда Фостер вышел на улицу в сопровождении двух полицейских, которым предстояло доставить его домой в целости и сохранности, поднялась такая суматоха, что непонятно, как в разгар потасовок и буйства толпы запах бензина, исходивший от Джеймса, остался незамеченным. Двух полицейских тут же сбили с ног и уложили на землю за то, что они защищали убийцу,