падения телефона и приглушенные стоны дочери:

– Мирен, что случилось? Ты здесь?

В течение нескольких мгновений мужчина просто крепко удерживал девушку, не говоря ни слова, пытаясь оценить, будет ли она сопротивляться, а ее пульс участился, активируя все защитные механизмы. На секунду в ее сознании всплыл образ, как она беспомощно лежит на скамейке в том самом порванном оранжевом платье, в котором потом в панике бежала домой. Дыхание участилось, издалека Мирен слышала мать на другом конце провода.

– Это будет быстро… У меня есть… кое-что для тебя, – пригрозил позади нее грубый мужской голос.

– Мирен, кто это? Мирен! – кричала миссис Триггс.

Мужчина начал шарить по карманам пальто, пока не заметил бумажник, и протянул руку, чтобы забрать его. В этот самый момент Мирен открыла рот и сильно укусила, зажав между зубами указательный и средний пальцы нападавшего, и он завопил так, что было слышно на другом конце провода. Прежде чем этот тип успел что-то сообразить, он оказался на полу с головой, прижатой к задней стенке одного из картотечных шкафов, и пистолетом во рту.

– У меня тоже есть кое-что для тебя, – решительно прошептала Мирен, взводя курок.

Глава 39

Человек способен жаждать боли, если это единственное, что приносит ему надежду.

27 ноября 2010

12 лет с момента исчезновения Киры

Агент Миллер прибыл в офис ФБР с кассетой в руках и, сбросив серый плащ на письменный стол, где стояла рамка с фотографией дочери с выпускного, отправился в отдел криминалистики, чтобы, как и в предыдущие разы, убедиться в отсутствии дополнительных отпечатков помимо тех, что принадлежали Грейс, Аарону или тому, кто нашел посылку. В первый год отпечатки оказались ложным следом: он привел их к мальчику, который смог дать лишь очень расплывчатый портрет белой женщины с вьющимися волосами. Этот набросок был теперь прикреплен к стене рядом с монитором, но лицо частично закрывала груда картонных папок, набитых бумагами.

Следующие две кассеты, появившиеся после 2003 года, были обляпаны так, что обнаруженные на них отпечатки пальцев не несли никакой пользы: посылки передавались из рук в руки случайными людьми, пока наконец не попадали в полицию или к семье.

На первый взгляд четвертая кассета была такой же, как и все остальные: 120-минутная «ТДК» без коробки, вложенная в мягкий коричневый конверт, который можно купить на любом углу. На нем не было ни почтовых марок, ни следов, ни царапин, только нарисованная цифра 4. Пакет выглядел неповрежденным, и, возможно, тот факт, что он оказался в почтовом ящике старого дома Темплтонов, означал, что их единственный источник улик на этот раз не был скомпрометирован.

– Джон, взглянешь на это? – попросил Миллер криминалиста.

– Новая запись Киры?! Через сколько рук она прошла?

– Теоретически, ее трогали только Темплтоны и, возможно, арендатор, который живет в их старом доме. Если что-нибудь найдешь, дай мне знать.

– Это срочно? – спросил он с беспокойством.

– Мне скоро пятьдесят пять. Конечно, это срочно.

– Ладно. Дам ответ через пару часов.

– Пожалуйста, сначала оцифруй запись и пришли мне копию. И бога ради, она не должна выйти за пределы этой комнаты.

– Хорошо, что-нибудь бросается в глаза? Какие-нибудь изменения в мебели или еще что-нибудь? На третьей она была в оранжевом платье, не так ли?

– Здесь… ее просто нет.

Джон Тейлор на секунду затаил дыхание, а затем решительно продолжил:

– Хорошо. Я займусь этим.

– Спасибо, Джон. Я буду у себя. Дай знать, если что.

– Договорились.

Агент Миллер без особой надежды вернулся за свой стол и, включив компьютер и введя пароль, вошел в интранет, чтобы в тысячный раз пересмотреть три предыдущие кассеты и проанализировать документы. В папке под названием «Кира Темплтон» он собрал все имеющиеся у него файлы по этому делу, следуя недавним усилиям ФБР по оцифровке содержимого и сокращению огромного количества бумаги, которая накапливалась с каждым отчетом. Бланки, досье, файлы, фотографии, негативы, вещественные доказательства. Каждое дело об исчезновении, которым он занимался, требовало все больше и больше места, собирая пыль и увеличивая риск пропустить что-то стоящее. Он открыл папку под названием «Видеозаписи». Оригиналы хранились в охраняемой комнате в подвале, в картонной коробке, которую Миллер открывал только для того, чтобы положить туда новую кассету. По просьбе семьи они получили копию каждой записи с символической целью быть как можно ближе к дочери. Внутри папки «Видеозаписи» хранился обширный набор файлов с камер наблюдения в районе, где исчезла Кира, а также множество других позднейших видео – результат попыток выяснить, кто же оставлял кассеты в разных местах.

Каждый раз, когда появлялась новая пленка, агент следовал одному и тому же протоколу: просматривал по порядку предыдущие видеозаписи Киры, сделанные в одной и той же печальной комнате, чтобы почувствовать ту беспомощность, которая заставляла его двигаться вперед и не сдаваться. Миллер открыл первую запись, ту, которую он видел чаще всего и с которой все началось, и после бесконечной минуты, в течение которой вопросы все прибывали и прибывали, он поднес руки к лицу.

Это была запись, на которой Кира играла с куклой в деревянном домике, потом вставала и оставляла ее на кровати. Затем она прикладывала ухо к двери и шла смотреть в окно. Далее девочка поворачивалась, смотрела в камеру, и на этом видео обрывалось.

На второй кассете, оставленной у офиса Аарона в августе 2007 года, Кире было уже двенадцать, она была худощавой девочкой с тонкими ногами. Агент Миллер заставил себя продолжать просмотр. На этом видео Кира с серьезным лицом на протяжении всей записи писала что-то от руки в блокноте. Ни разу она не посмотрела прямо в камеру. Качество изображения было идентичным, и эксперты ФБР сделали вывод, что это была одна и та же статичная камера, изображение с которой транслировалось в реальном времени на монитор, подключенный к видеомагнитофону «Саньо», судя по узору, оставленному магнитной головкой на ленте.

Третья запись, найденная в парке в феврале 2009 года, была самой страшной для семьи, и именно ее они смотрели с наибольшей болью. На ней было видно, как Кира, которой было около четырнадцати, находилась в комнате с закрытой дверью, сидела за своим столом, писала что-то от руки в черной тетради, плакала и тяжело дышала. На несколько мгновений она вставала и как бы кричала что-то в сторону двери, но Кира была спиной к камере, и невозможно было догадаться, что она кричит. Эксперты в области просодии[7], проанализировав движение челюсти, которое на видеозаписи считывалось по пульсации кости