Командиром «Элизабет» он назначил Хагторпа, и это назначениебыло одобрено всеми членами пиратского братства.

В августе 1687 года небольшая эскадра Блада после некоторыхприключений в пути, о которых я умалчиваю, вошла в огромное Маракайбское озерои совершила нападение на богатый город Мэйна — Маракайбо.

Операция эта прошла не столь гладко, как предполагал Блад, иотряд его попал в опасное положение. Сложность этого положения лучше всегохарактеризуют слова Каузака — их старательно записал Питт, — произнесённыев пылу ссоры, вспыхнувшей на ступенях церкви Нуэстра Сеньора дель Кармен, вкоторой Блад бесцеремонно устроил кордегардию[52]. Раньше я ужеупоминал, что ирландец был католиком только тогда, когда это его устраивало.

В споре принимали участие, с одной стороны, Хагторп,Волверстон и Питт, а с другой — Каузак, чья трусость и послужила причинойспора. Перед вожаками пиратов, на выжженной солнцем пыльной площади, окаймлённойредкими пальмами с опущенными от зноя листьями, бурлила толпа из нескольких сотголоворезов обеих партий.

Каузака, видимо, никто не останавливал, и его резкий,крикливый голос покрывал нестройный шум толпы, стихавший по временам, когдафранцуз бессвязно обвинял Блада во всех смертных грехах. Питт утверждает, чтоКаузак говорил на ужасном английском языке, который Питт даже не пытаетсявоспроизвести. Одежда на французском капитане была так же нелепа и растрёпана,как и его речь, и весь облик Каузака резко отличался от скромной фигурыХагторпа, одетого в чистый костюм, и от почти щегольского облика Питта,появившегося там в нарядном камзоле и блестящих туфлях. Вымазанная в кровиблуза из синей бумажной ткани, мешковато сидевшая на французе, была расстёгнута,открывая его грязную волосатую грудь; за поясом кожаных штанов у него торчалнож и целый арсенал пистолетов, и, кроме того, на перевязи болталась абордажнаясабля. Над широким и скуластым, как у монгола, лицом свисал красный шарф,обвязанный вокруг головы в виде тюрбана.

— Разве я не предупреждал вас ещё вначале, что всё идётслишком гладко, слишком благополучно? — выкрикивал он, яростно подпрыгиваяна своих кривых ногах. — Я ведь не дурак, друзья! У меня всё-таки естьглаза. Мы входим в озеро — и что мы видим? Брошенный форт. Вы помните, да?Там никого не было. Помните? Никто в нас не стрелял. Пушки молчали. Я тогда ужезаподозрил неладное. Да и любой на моём месте, у кого есть глаза и мозги, думалбы так же. Но мы всё-таки плывём дальше. И что же мы находим? Такой жеброшенный, как и форт, город, из которого бежали жители, забрав с собой всёценное. Я снова предупреждаю капитана Блада, я говорю ему, что это неспроста,что тут ловушка. Но он меня не слушает, не хочет слушать. Мы продолжаем идтидальше, не встречая никакого сопротивления. Наконец все уже видят, что ещёнемного — и думать о возвращении будет слишком поздно. Я сновапредупреждаю, но меня по-прежнему никто не слушает. Боже мой! Капитан Бладдолжен идти дальше! И мы двигаемся дальше и доходим до Гибралтара[53].Правда, здесь в конце концов мы находим вице-губернатора, заставляем егозаплатить нам выкуп за этот город, но стоимость всех наших трофеев составляетдве тысячи песо! Может быть, вы ответите мне, что это такое? Или я вам долженобъяснить? Это кусок сыра, понимаете? Кусок сыра в мышеловке! Кто жемыши? — спросите вы. Мыши это мы, чёрт возьми! А кошки? О, они ещё ожидаютнас! Кошки — это четыре испанских военных корабля, которые стерегут нас увыхода из этой мышеловки. Боже мой! Мы попали в капкан из-за дурацкогоупрямства нашего замечательного капитана Блада!

Волверстон засмеялся. Каузак рассвирепел.

— А-а, чёрт возьми! Ты ещё смеёшься, скотина! Отвечаймне: как мы сможем выбраться отсюда, если не примем условий испанскогоадмирала?

Пираты, стоявшие на ступеньках внизу, одобрительно загудели.Огромный Волверстон, гневно взглянув на них своим единственным глазом, сжал кулаки,как бы готовясь ударить француза, подстрекавшего людей к бунту. Но Каузака этоне смутило. Воодушевлённый поддержкой пиратов, он продолжал:

— Ты, должно быть, полагаешь, что капитан Блад —это бог и что он может творить чудеса, да? Да знаешь ли ты, что ваш хвалёныйкапитан Блад смешон…

Он внезапно умолк, потому что как раз в эту минуту из церквине торопясь выходил капитан Блад. Рядом с ним шёл Ибервиль, длинноногий,высокий француз. Несмотря на свою молодость, он уже пользовался славой лихогокорсара, и его считали настоящим морским волком ещё до того, как гибельсобственного судна вынудила Ибервиля поступить на службу к Бладу. Капитан«Арабеллы», в широкополой шляпе с плюмажем, приближался к пиратам, слегкаопираясь на длинную трость из чёрного дерева. По внешнему виду никто не назвалбы его корсаром; он скорей походил на праздного щёголя с Пелл Молл[54]или с Аламеды[55]. Последнее, пожалуй, вернее, так как егоэлегантный камзол с отделанными золотом петлями был сшит по последней испанскоймоде. Но при более пристальном взгляде на него это впечатление менялось.Длинная боевая шпага, небрежно откинутая назад, и стальной блеск в глазах Бладавыдавали в нём искателя приключений…

— Вы находите меня смешным, Каузак, а? — спросилон, останавливаясь перед бретонцем, который вдруг как-то внезапновыдохся. — Кем же тогда я должен считать вас? — Он говорил тихим,утомлённым голосом. — Вы кричите, что наша задержка породила опасность. Акто в этой задержке виноват? Мы потратили почти месяц на то, что можно былосделать за одну неделю, если бы не ваши ошибки.

— О, боже мой! Значит, я ещё и виноват, что…

— А разве я посадил «Ла Фудр» на мель посреди озера? Выпонадеялись на себя, отказались от лоцмана. Это привело к тому, что мы потерялитри драгоценных дня на разгрузку вашего корабля, чтобы стащить его с мели. Заэти три дня жители Гибралтара не только узнали о нас, но и успели скрыться. Вотчто вынудило нас гнаться за губернатором и потерять у стен этой проклятойкрепости около сотни людей и две недели времени! Вот в чём причина нашейзадержки! А пока мы со всем этим возились, подоспела испанская эскадра,вызванная из Ла Гуайры кораблём береговой охраны. Но даже и сейчас мы могли бывырваться в открытое море, если бы не был потерян «Ла Фудр». И вы ещёосмеливаетесь обвинять меня в том, в чём виноваты вы сами или, вернее, вашаглупость!

Надеюсь, вы согласитесь со мной, что сдержанность Бладатрудно не назвать удивительной, если учесть, что испанской эскадрой,сторожившей выход из озера Маракайбо, командовал его злейший враг — донМигель де Эспиноса-и-Вальдес, адмирал Испании. У адмирала, помимо долга передстраной, были, как вам уже известно, и личные причины желать встречи с Бладомиз-за истории, которая произошла около года назад на борту «Энкарнасиона» изавершилась смертью его брата дона Диего. Вместе с доном Мигелем плавал и егоплемянник дон Эстебан, ещё более, чем сам адмирал, жаждавший мщения.