нравственный ориентир, Павел Григорьевич Савельев, заявил народу, что он-де пока тут главный… ну что ты дёргаешься, Паша? — Борис шутливо ткнул Павла в бок. — Так вот, он тут главный, пока мы запускаем АЭС, а вот как запустим, так пусть народ и решает, что с ним делать. Выдавать Ставицкому и новому правительству, не выдавать. Ну и меня заодно. Короче, девчонки! — от Борькиного «девчонки» Анне и самой стало весело, всё-таки Литвинов умел поднять настроение. — Короче, Паша у нас тут совершит очередной геройский подвиг и с гордо поднятой головой пойдёт на эшафот. Ну и я вместе с ним. Может, не с такой гордо поднятой головой, конечно, но на эшафот.

— Вот что ты несёшь, Боря? — Павел посмотрел на него. — Ты вообще когда-нибудь исправишься?

— Я? — Борис хлопнул Павла по плечу. — Меня могила не исправила.

Павел не выдержал. Расхохотался.

— Ну теперь куда? — отсмеявшись, спросил он.

— В смысле куда? — деланно удивился Борис. — Сейчас мы все отправимся в столовую. Ты же слышал, столовую я людям организовал. Я, Паша, приземлённый человек. Это ты у нас — в думах о великом и прекрасном, а мне народ кормить надо. И тебя, дурня такого. Иначе свалишься от голоду и не дойдёшь… до места назначения.

Глава 14. Анна

— Ну и к чему этот пафос? Можно было и со всеми поесть, — Павел устало оглядел отдельную комнатку в столовой, куда их притащил Борис, уверенно проведя всю компанию мимо длинных столов общего зала.

— А чего тебе не нравится? Ну да, это тебе, конечно, не ресторан на надоблачном, и меню тут так себе, да и официанты не предусмотрены. Но всё ж таки… Считай, местный вип-зал. Должно же руководство как-то питаться соответственно своему статусу? И вообще, пойдём, Паша, поухаживаем за дамами. Усаживайтесь пока, девочки, мы всё принесём.

И Борис уволок Павла обратно, в общий зал, к окошку раздачи.

— Ну и балабол этот ваш Борис Литвинов, — хмыкнула Маруся, усаживаясь за стол.

Анна присела рядом. Из приоткрытой двери тянуло запахом горячей еды, и она почувствовала жуткий голод. Попыталась вспомнить, когда ела последний раз. Вроде бы, завтракала рано утром. Обед она со всеми этими событиями пропустила, даже мысли о еде не возникло.

— Я, честно говоря, Литвинова не так себе представляла, — продолжила Маруся. — Думала, этакий карьерист, политикан. Важный дядька. Плетущий интриги и строящий заговоры. Толстый почему-то… а он…

Анна улыбнулась. Борька, конечно, и политикан, и интриган, этого у него не отнять, но это никогда не было главным. А вот, что главное… чтобы объяснить это Марусе, пришлось бы рассказывать с самого начала, начиная с того дня, как Борька появился в их классе — независимый, ершистый, сжимающий руки в крепкие кулаки при малейшей насмешке. Пришлось бы поведать ту историю с дурацким разрисованным плакатом, и как Борька не сдал их с Пашкой Змее, хотя и мог, и как они с Пашкой долго потом спорили, принимать Борьку в команду или нет. Она колебалась, а Пашка её убедил.

— …а он… мальчишка, — закончила Маруся свою мысль.

— Мальчишка, — согласилась Анна, удивившись, как Маруся сходу подобрала Борьке характеристику, словно подсмотрела её мысли, в которых Борис, да и Павел, всегда были немного теми мальчишками, которых она знала ещё в школе.

— А как так вышло, что он живой? Да ещё и с Савельевым, против которого он заговор замышлял? Да ещё и общается так, будто они лучшие друзья? — поинтересовалась Маруся.

— А они и есть друзья. Лучшие, — ответила Анна. — А вообще, Марусь, это — долгая история.

Удивительно, но Анна, которая никогда не отличалась болтливостью, напротив, все считали её замкнутой и молчаливой, внезапно поняла, что готова рассказать Марусе эту долгую историю. Ощущение того, что Маруся — своя, да не просто своя, а чуть ли не родственница, усиливалось с каждой минутой. И если бы не появившиеся с подносами еды Павел с Борисом, Анна непременно начала бы рассказывать ей всё. И про их детскую дружбу, и про забавные озорные проделки, и даже — что было уж совсем невероятным — про её странные отношения с Павлом.

— Не скучали? — Борис продолжал веселиться от души. Он поставил перед Марусей поднос, изобразив шутливый поклон. — Вы уж, извините, Мария Григорьевна, ассортимент тут простой, без изысков, чем богаты, тем и рады. Эх, если бы месяца три назад я бы встретил такую девушку, как вы, непременно потащил бы в лучший ресторан. У нас, в надоблачном ярусе. Был там один, Паш, помнишь? Отбивные такие там подавались, душу можно было продать…

Павел молча поставил поднос перед Анной, сел напротив и тут же уткнулся в тарелку, пропуская Борькины слова мимо ушей.

— Ничего, Борис Андреевич, я — девушка простая, в надоблачных ресторанах сроду не бывала, не по карману они мне, — подхватила Борькин тон Маруся. — Это вам, наверное, наша пролетарская еда кажется простой, а мне не привыкать.

— Да ну, какой я Борис Андреевич. Называйте меня просто Борисом, а то я стариком каким-то себя чувствую…

Анна спрятала улыбку. Борька был кем угодно, только не стариком — красивый, с тёмными густыми волосами, в которых даже седина не пробивалась, с наглыми зелёными глазами, чей блеск и задор мало кого оставляли равнодушными, и ровным, чётко очерченным ртом, с которого не сходила полунасмешка, полуулыбка. Он даже умудрился сбросить пару килограмм, пока скрывался у неё в больнице, и теперь похудевший и подтянутый, с гибкой грацией хищника, казался моложе лет на пять.

«А ведь он флиртует», — подумала Анна и сама удивилась этой внезапно пришедшей мысли. Какой к чёрту сейчас флирт? В Башне произошёл мятеж, наверху только что был бой, они тут заперты непонятно насколько и понятия не имеют, чем всё это закончится, и тем не менее… Тем не менее, Борис действительно флиртовал, нёс всякую чепуху, распустив хвост перед Марусей и включив своё фирменное обаяние. Даже про еду забыл, хотя ведь тоже ничего с утра не ел.

Сколько раз Анна наблюдала за такими Борькиными выкрутасами и не сосчитать. Литвинов никогда особо не заморачивался с ухаживаниями, действовал нагло, быстро, компенсируя свою наглость обаятельной улыбкой, от которой девичьи сердца