Антон подошел ближе, приложил руку к шее пленника.

— Не похоже, — сказал он, нащупывая пульс, и потом,выпрямившись, добавил: — Он умер. У него, наверно, инфаркт.

Константин Гаврилович отвернулся, пробормотав какое-торугательство. Григорий, лежавший на батарее, встал, неловко подтягивая брюки.Антон убрал камеру.

— Вот какие люди бывают, — невольно сказал КонстантинГаврилович, — настоящие мужчины. Не то что вы…

Он хотел уже выйти, потом повернулся к Антону:

— Оденьте его и оставьте где-нибудь в лесу. Потом позвониего братве и скажи, что он умер от инфаркта. Скажи, что ничего не было. Онпросто играл в казино и умер от инфаркта. И найди ему новые брюки.

Потом, с уважением взглянув на умершего, добавил:

— Раньше настоящие люди были. Не то что нынешняя молодежь.

Он вышел в другую комнату, подошел к телефону, поднялтрубку, набрал номер.

— Как у вас дела? — спросил Александр Юрьевич.

— Все в порядке, — ответил его начальник службыбезопасности.

«В конце концов, — подумал он, — у нас еще остался в запасехозяин ресторана Червяков. Надеюсь, он будет менее впечатлительным, чем этотборов».

Услышав от Светланы имя Романа Анатольевича, он тут жепокинул дом, понимая, что оставаться здесь просто опасно. Он надеялся наблагоразумие актрисы, считая, что она не позвонит никому хотя бы из соображенийсобственной безопасности. Возможно, он все рассчитал правильно, и она быдействительно не позвонила Роману Анатольевичу. Но Дронго не знал одного оченьважного обстоятельства. Несколько лет назад, когда Светлана только начиналасвою артистическую карьеру, на телевидение ее привел именно Роман Анатольевич.

Разумеется, он не мог не воспользоваться столь удобнойвозможностью и оказался первым ее совратителем в последовавшей длинной цепочкеему подобных. Не обладая подлинными артистическими данными, не имея особыхталантов, кроме смазливой внешности, Светлана Рожко вынуждена была пробиватьсяк успеху «через постель». И это был тернистый, но верный путь. Именно поэтомуона и позвонила Роману Анатольевичу.

Она не была девочкой, когда приехала в Москву, и РоманАнатольевич не был ее первым мужчиной. Но он был «первым» ее совратителем.Именно с ним она впервые познала подлинную науку притворства, научившисьотдаваться мужчине безо всякого стыда и сожаления, памятуя лишь о выгоде,которую может принести ей эта близость.

Среди возникавших на ее пути мужчин попадались и такие,которые были ей просто неприятны физически. Но она научилась терпеть, невыдавая своей неприязни. Собственно, поэтому она и позвонила РомануАнатольевичу, попав в типичную для женщин западню. Каждая женщина, сблизившаясяс мужчиной, считает, что только она по-настоящему понимает своего партнера.Впуская его в свой дом, она искренне считает, что он в восторге от еегостеприимства и запомнит его надолго. Даже закоренелая проститутка убеждена,что любой мужчина так или иначе обязан запомнить ее, отличая перед другими«жрицами любви».

В какой-то мере каждая женщина в постели выполняетматеринские функции, успокаивая и услаждая своего партнера. Только в постелиженщина способна оказаться сильнее мужчины во всех смыслах. Только здесь еецарство, и ни один самец, сколь бы сильным и мужественным он себя не считал, несможет соревноваться здесь с настоящей женщиной. Но тут и кроется главнаяошибка, которую женщины совершают уже тысячи лет. Побеждая в постели, услаждаятело своего партнера, она считает, что получает в полную собственность и егодушу. Она даже не может представить себе, что мужчина иначе относится к этомупроцессу. Способный пройти сквозь тысячу препятствий, изощренный в своем обманеи коварстве, неистовый в своем стремлении завоевать женщину, он сразуохладевает к ней после того, как добьется обладания ею. И уже готов на такие жеподвиги ради другой дамы сердца. Мужская непостоянность генетически заложена вкаждом из самцов, тогда как женская непостоянность величина переменная изависит от многих компонентов.

Светлана все еще помнила именно о том Романе Анатольевиче,который помог ей впервые попасть на телевидение и который опекал ее в трудныегоды, когда она только приехала в Москву. Светлана даже не подозревала, что длянего она была всего лишь одной из многих девчонок, с которыми его сводиласудьба и чьи судьбы он безжалостно и страшно ломал.

Если бы Дронго знал, что она была близка с РоманомАнатольевичем, он бы постарался предупредить ее получше, уберечь от роковогошага. Постарался бы убедить актрису не звонить и никому не рассказывать о еговизите. Но он не знал, и она сделала роковую ошибку.

Когда в дверь постучали, она поспешила открыть, все ещенадеясь, что он ей поверит. На пороге стоял Роман Анатольевич. Он смотрел нанее с каменным выражением лица.

— Выдала, сука, — таковы были его первые слова.

— Нет, — испуганно сказала она, отходя к стене, — нет, нет.Они меня пытали… они меня…

— Не ври, стерва, — злобно сказал Роман Анатольевич, — мывсе проверили. Он один все время ходит. Не насиловал тебя никто.

— Их было двое… трое… — поправилась она.

— Двое или трое? — презрительно спросил он. — Я внизу устарушек узнал. После того как ты вошла в подъезд, за тобой сразу один мужчинавошел. И почти сразу вышел. Ты его как только увидела, так сразу все и выдала.

— Какие старушки, ночь ведь уже, — испуганно залепетала она.

Он улыбнулся.

— Я ведь в молодости в колонии сидел, Света, а там у меняхорошие учителя были. Все проверять советовали. И когда баба тебе лапшу на ушивешает, тоже проверять нужно.

— О чем вы говорите?

— Я позвонил в твой театр и узнал, когда кончился спектакль.И в котором часу тебя привезла машина. Разница минут десять-пятнадцать междутвоим приездом и звонком ко мне. За это время они по очереди тебя изнасиловатьуспели и допросить, да? Дура ты, Светка, и платье неправильно порвала. Когданасилуют, платье так не рвут. Я ведь это хорошо знаю. Меня как раз заизнасилование посадили.

Она стояла у стены, замерев от ужаса. Только теперь онаначала понимать, что именно наделала, позвонив Роману Анатольевичу. Она поняла,что незнакомец был прав, когда советовал ей никому и ничего не говорить. Нобыло уже поздно.

— Значит, насиловали тебя? — продолжал издеваться РоманАнатольевич.

Ему было уже под пятьдесят, но он все еще сохранялотносительно стройную фигуру и густую шевелюру, чуть тронутую сединой. Он был влегкой куртке и вельветовых брюках серого цвета. Глядя на него, она всхлипнулаот ужаса.