— Я позвоню Александру Юрьевичу, — пригрозил Капустин.

— Это ваше право, — пожал плечами Яков Абрамович.

Капустин набрал номер телефона Александра Юрьевича. Поднявшаятрубку Зина любезно соединила его с Хозяином.

— Добрый день, Александр Юрьевич, — начал Капустин, с легкимпрезрением глядя на сидевшего перед ним человека, больше напоминавшегобухгалтера со своими вечными подсчетами и бумагами, чем творческого человека.

— Здравствуй, Паша, — лениво процедил Хозяин. В последниедни у него все время было плохое настроение.

— Я звоню вам по поводу нашей передачи, — торопливо началКапустин, — у меня сейчас сидит Яков Абрамович, который предлагает отменитьнашу вечернюю передачу о «Паритет-банке». Мы ведь с вами о ней договаривались.Курочкин подготовил очень интересный материал, который наверняка привлечетвнимание телезрителей.

— Да, я помню, — подтвердил Александр Юрьевич, — мыдоговаривались. Но это было раньше. Ты сам знаешь, как на меня сейчас наехали.Кто-то пытался организовать мое убийство. Зачем нам еще ссориться с«Паритет-банком»? Мне звонили очень солидные люди, просили отменить.

— Но это невозможно, — убежденно сказал Павел, — уже прошлианонсы, все знают, что сегодня должна состояться передача. Что подумают люди?Что мы скажем нашим работникам? Вы подумали, что завтра напишут про нас газеты?

— Газеты напишут то, что мы им скажем, — рассудительносказал Александр Юрьевич, — люди могут думать все, что им нравится. А если нашиработники начнут возражать, ты можешь выбросить их на улицу. Пусть идутустраиваться на другие каналы, если их там ждут.

— А Курочкин? — попытался использовать свой последний шансПавел. — Он ведь не поймет. Вы ведь его знаете.

— Ну и хрен с ним, — разозлился Александр Юрьевич, — непоймет, значит, вообще идиот. И ему не место на телевидении. Пусть идетработать куда-нибудь в другое место.

— Он талантливый журналист.

— А ты зачем там сидишь? — уже теряя всякий контроль,закричал Александр Юрьевич. — Ты и должен его убедить. Посоветуйся с ЯковомАбрамовичем и решай эту проблему. Но передачу надо отменить. Я все сказал.

Он бросил трубку. Павел озадаченно взглянул на ЯковаАбрамовича.

— Вечно вы меня втягиваете в историю, — нервно сказал он.

— У вас остались деньги, которые вам сдавал Косенко? — вдругспросил Яков Абрамович.

— Остались, — невесело подтвердил Капустин, — при чем тутони?

— Выплатите премию Курочкину за хорошую работу. Десять тысячдолларов. Это его вдохновит, — предложил Яков Абрамович.

— Вы с ума сошли? — разозлился Капустин. — Я буду предлагатьвзятку своему сотруднику? Да он меня потом уважать не будет.

— Будет. Обязательно будет. Он будет смотреть на вас, как насвоего благодетеля. Ему как раз сейчас нужны деньги, чтобы сделать взнос заквартиру. Предложите ему деньги, и он сам снимет свою передачу, — настойчивосказал Яков Абрамович.

— Получается, что «Паритет-банк» нас просто купил, — горькосказал Павел, — вы понимаете, в какое дерьмо вы меня макаете?

— Это уже лирика, — поднялся со стула Яков Абрамович, — а мыс вами делаем важное дело, Павел Николаевич. Не забывайте об этом.

Он вышел из кабинета, оставив его хозяина в горькойрастерянности. Павел долго не мог прийти в себя. Он пытался успокоиться, ходилпо кабинету, пил воду и наконец попросил позвать к себе Курочкина.

Олег Курочкин был молодым, двадцатипятилетним журналистом.Он сразу обратил на себя внимание своими яркими, запоминающимися репортажами.Его злые, ироничные, всегда точно бьющие в цель материалы были лучшими нателеканале СТВ, и Капустин высоко ценил молодого журналиста. Теперь, вызываяего к себе, он испытывал не просто чувство стыда. Ему было по-настоящему обиднои за передачу, сделанную Курочкиным. И за собственный канал, на котором моглитвориться такие вещи. И за себя, который мог принимать подобные указания.

Курочкин вошел к нему своей обычной, чуть развязнойпоходкой. Светлые волосы были чуть длиннее, чем это нужно было для ведущего, ноПавел не обращал внимания на такие мелочи, считая, что все это работает наимидж репортера.

— Добрый день, — невесело сказал Павел.

— Здравствуйте, — улыбнулся Курочкин. Он был еще в томвозрасте, когда все кажется светлым и радужным.

— Как у тебя дела?

— Ничего, все в порядке. Девочек уже посадил на телефоны.Готовимся к вечерней передаче. Я думаю, будет миллион звонков. У всех этикровососы в печенках сидят, — радостно сообщил Курочкин.

— Передачи не будет, — коротко сообщил Капустин.

— Как это не будет? — не понял Курочкин. — Мы уже готовимстудию.

— Я отменил вашу передачу. Снял ее с эфира, — сумел выдавитьиз себя Павел.

Наступило тягостное молчание. Курочкин улыбнулся, кривятонкие губы. Потом спросил:

— Почему?

— По целому ряду соображений, — неохотно сообщил Капустин, —позволь мне их тебе не говорить.

— Но все ждут передачи, — растерянно сказал Курочкин, — мыуже несколько раз подтверждали, что передача будет сегодня вечером.

— Значит, не будет, — как можно тверже сказал Капустин.

Курочкин молчал. Долго молчал.

— А когда будет? — наконец спросил он.

— Никогда, — сумел-таки ответить Капустин.

— Значит, вы вообще не хотите ее показывать? — понял наконецКурочкин.

— Да. Мы вообще не хотим ее показывать. — Павлу было легче повторятьслова своего сотрудника, чем выдумывать новые.

— Но почему, Павел Николаевич? — все еще не понималКурочкин. — У нас ведь такая интересная передача. Вы сами говорили, что онимерзавцы и нужно их обязательно проучить. Вот мы и подготовили такой удар. Атеперь вы говорите, что не нужно показывать мою программу.

— Появился целый ряд весомых возражений, — уклонился отпрямого ответа Капустин, — которые ставят под сомнение концепцию передачи.

— Вам звонили? — понял наконец Курочкин. — Вам не разрешаютее показывать?

— А ты как думаешь? — посмотрел ему в глаза Капустин. —Думаешь, все решаю только я один? Думаешь, мне легко было тебя вызвать исообщить такое?

— Понятно, — опустил голову Курочкин, потом вздохнул. — Ямогу идти?

— Да. Я позвоню на студию и скажу, что передача отменяется.— Он был доволен, что молодой журналист не задает больше никаких щекотливыхвопросов, на которые он не смог бы найти ответа.