Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Коба относился к его домовитости снисходительно:
– Ты в недрах не заблудись, да.
– Отстань.
– Ну ты хомяк! Деньги, небось, под подушкой прячешь? Старым будешь, обрастешь всяким дерьмом. Пойдем уже, все тебя ждут.
Джига успокоился, надел рюкзак, сделал глоток вина из фляги и поплелся дальше по дороге, теперь он не рисковал и не пер сломя голову, а бросал вперед гайки – не понравилось ему в «ухвате».
Последний поселок преодолели без приключений. Дорога здесь совсем рассыпалась, в трещинах проросла трава. Заканчивался поселок четырьмя длинными пятиэтажками, стоящими друг напротив друга, и школой с детским садиком, упирающимися в нависающий над ними лес.
Пятиэтажки облупились, штукатурка отвалилась и висела лоскутами, как кожа лежалого зомби, из деревянных рам выпали стекла, современные стеклопакеты пока еще держались. Сквозь деревянные лавочки, покрашенные в синий цвет, проросла трава и молодая сирень. Она вздыбила асфальт возле подъездов, еще пара лет, и внутрь дома можно будет попасть только через окна. В последней пятиэтажке на первом этаже находился советский магазин-аквариум с выпуклыми витринами. Над входом желтела рекламная вывеска: «Везунчик». Рисунок на стене совсем обесцветился, остался только белозубый улыбающийся рот женщины, что когда-то здесь изображалась.
Дверь магазина была распахнута и, поскрипывая, качалась туда-сюда. Джига с жадностью вперился в дверной проем и мысленно уже шарил по стеллажам в поисках полезного, но Коба в очередной раз оборвал полет его мысли:
– Сколько лет существует Зона? Пятнадцать. Все украдено до нас первыми мародерами, так что выключи хомяка и спокойно иди дальше.
– Мы, как обычно, везде опоздали, – вздохнул Джига. – Как бы мне хотелось быть в числе тех, первых.
– У тебя защечные мешки разорвало бы от жадности, – пошутил Коба. Джига не ответил ему, вытянул шею, высматривая что-то в школьном дворе.
В мрачной трехэтажной школе, обнесенной высоким забором, кто-то точно был, но слабый после всплеска мутант не стал нас преследовать, когда мы решили здание обойти и направились в другую сторону.
В лесу мы быстренько перекусили и пошли дальше, я планировал заночевать в Боблово, но, похоже, мы даже туда не успеем, и придется искать убежище в другом месте.
Когда брожу по Зоне сам, стараюсь избегать мертвых поселений – чего там только не селится, но сейчас не оставалось выбора, скоро стемнеет, и нужно найти безопасное убежище, я такое знал недалеко от Боблово, но туда мы точно не доберемся до темноты.
Мы разбились по парам и шли полубоком, спина к спине, то есть рюкзак к рюкзаку, чтоб никто сзади не напрыгнул: я и Самкин, Коба и Джига. В такие моменты благодаришь судьбу за напарника, вдвойне благодаришь, когда с тобой еще кто-то, ведь если тут, в Зубово, живут мутанты, то они стайные типа тех же бюргеров, в одиночку и вдвоем с ними не справиться, а вот вчетвером еще можно потягаться.
Наверное, то же самое чувствует солдат в городе, где ведутся уличные бои: за каждым окном может таиться смерть, особую опасность представляют окна многоэтажек. В нашем случае опасно все: как заросли кустов, так и раззявленные рты подъездов. Даже детские площадки опасны, например, эту оккупировала «ржа», а чуть дальше в песке видны круги, которые оставил «ухват». Гравитационные аномалии легко распознать по следам на земле: трава обязательно или примята, или уложена кругами.
За пятиэтажками, как это обычно бывает, тянулся частный сектор, где было уже не так неуютно, а дальше, за поселком, возвышался безлесный холм – то ли рекультивированная свалка, то ли черт знает что. Если верить карте, за ней был дачный поселок.
– Идем туда, – я махнул на холм. – Чтоб время не терять. Как раз за полтора часа доберемся до дач, там и заночуем.
– Возражений не имею, – кивнул Самкин и зашагал вперед.
Я правильно предположил, что холм – свалка твердых бытовых отходов: то тут, то там из земли торчали бетонные плиты и ржавые конструкции, над которыми зеленели молодые деревца – природа брала свое.
Природа очень быстро заявляет права на чужеродное: консервные банки поедает ржа, хвоя и опавшие листья укрывают мусор, но ливни будто не хотят забывать человека и смывают его с дороги. В игру вступают сосны, их корни двигают асфальт, из трещин к солнцу тянутся ростки.
Мы обогнули водонапорную башню на железных сваях. Еще десяток лет, и время съест железо, башня рухнет, разбросав гнилые доски, которыми оббит резервуар.
– Мы дурни или нет? – спросил Самкин и пояснил: – Прямо пойдем или обойдем?
– Я за то, чтобы обойти, – высказался Коба.
– Посмотри, холм тянется на несколько километров, – сказал я. – А высота всего метров пятьдесят. Это как раз случай, когда поговорка не работает. Заодно и осмотримся, когда взберемся наверх.
– Ладно, доля истины в этом есть, – кивнул Коба.
Склон порос травой, кустарником, и мы вылезли наверх без особого труда, правда, запыхались – все-таки за спинами тяжелые рюкзаки. Пришлось останавливаться, чтобы перевести дыхание. Отсюда открывался великолепный вид: в километре от свалки – небольшой поселок, а дальше лес, покрывающий некрупные холмы темными волнами, и пролески, полосы вырубок, поляны. Ветер разорвал чернильные тучи, и темные облака сбивались в стаю далеко на востоке, там, куда лежал наш путь.
Прямо в середине плато торчал разломанный бетонный столб, откуда вспорхнула ворона и, поймав восходящий поток, принялась взлетать по спирали. Мы зашагали на восток, прямо к темнеющему небу, пестрящему черными точками, только собрались спускаться, как внимательный Джига воскликнул:
– Стоп! Что это с небом? Почему оно все в точку?
– Это вороны, – ответил Коба.
Джига щурил и без того узкие глаза, топтался на месте.
– Но что заставило такую массу ворон на ночь глядя сорваться с места?
– У них такое бывает, – успокоил его Самкин. – В детстве я жил недалеко от вокзала, где до фига высоких тополей. На них ночевали вороны, утром все деревья были черными, и я бегал в школу в обход – опасно, можно было попасть под раздачу. Помню, как-то мой приятель пришел к третьему уроку и оправдывался тем, что вороны обгадили. Так вот, ровно в восемь они срывались с мест и мигрировали на свалку, а когда начинало темнеть, возвращались.
– Все равно мне это не нравится, – не сдавался Джига, приложил палец к губам. – Слышите?
Я слышал только завывание ветра.
– А что я должен услышать? – осторожно поинтересовался Самкин.
– Какой-то странный гул…
Пришлось напрячь слух: сначала доносился едва уловимый звон, но спустя примерно минуту я различил зловещий гул, словно сама земля стенала и жаловалась.
– Мне это не нравится, – сказал Джига настойчивей.
Мне и самому хотелось спрятаться, но пока непонятно, откуда доносится гул, и неясно, куда бежать. Я стал на колени и приложил ухо к грунту: гул усилился, теперь он больше напоминал топот или рокот бегущего по рельсам состава.