Что делали остальные, я не смотрел: каждая секунда промедления может стоить жизни, они взрослые мальчики, справятся.

Деревня неслась навстречу. Я бежал первым, остальные отставали на пару секунд. С автоматом наизготовку я добежал до дряхлого забора, ногой вышиб деревянную трухлявую калитку, ворвался во двор, захламленный гнилыми досками, металлоломом, запчастями автомобилей, заозирался.

Дом был старым, еще советским, это внушало надежду, что тут жили старики, которые никак не могли обойтись без подвала или хотя бы подпола. Оббежал дом, но не нашел входа в подвал. На голову начало ощутимо давить, ее словно зажали в тиски, отчего замедлилась реакция, и соображать я начал с замедлением, потому наорал на Самкина, сунувшегося во двор, не сразу:

– Поодиночке прочесывайте дворы. Кто первым найдет подвал, тот зовет остальных.

Не дожидаясь ответа, я ногой распахнул дверь в дом и принялся топать по полу, пытаясь обнаружить пустоты. Отвлекаться было нельзя, но я то и дело поглядывал на небо, сделавшееся багровым. Из таинственного Сердца Зоны уже катится всплеск подобно темной волне, вбирает аномалии, чтобы разбросать их в других местах, особо сильные всплески тасуют локации…

Подпола я не обнаружил и ринулся в другой двор. Я как раз бежал к порогу, когда там появился Коба, сложил ладони у рта и заорал что было сил:

– Народ, скорее сюда! Нашел подпол!

Джига отозвался совсем рядом:

– И я нашел!

– Кто где находится, тот там и прячется, – крикнул я, глядя на дрожащее красное небо, готовое вот-вот обрушиться, перепрыгнул порог, и мы с Кобой по дряхлой деревянной лестнице сбежали в подпол, рассчитанный на карлика, закрыли крышку, Коба включил фонарик, и мы, пригибаясь, на полусогнутых переместились к стене из виноградных столбиков, где на стеллажах громоздились воняющие кислым стеклянные бутыли с засохшим содержимым. Ящики, где хранилась картошка, морковь и прочие овощи, которые ну никак не достать зимой, рассыпались в труху, а остальное сперва склеилось в липкую жижу, а ныне застыло черной коркой.

Коба сел прямо на пол, водрузил фонарик на лоб.

– Интерэсно, этого достаточно? – он ткнул пальцем вверх. – Не достанет…

В ушах зазвенело, перед глазами заплясали мушки, затошнило. Ощущение было, словно ты – маленький самолет в турбулентности. Мозги расширялись и сжимались, глаза норовили выпрыгнуть из глазниц, хотелось ладонями затолкать их назад, тошнило.

Сначала были мысли, как бы сохранить сознание – всплеск мощный, а убежище хлипкое, но вскоре осталась только борьба со стихией. Я цеплялся за нить здравого смысла и заставлял себя думать, превозмогая головную боль и тяжесть.

Рядом сдавленно рычал Коба. Вроде бы он выключил фонарь, а может, и нет. Перед глазами вспыхивали и гасли яркие картинки.

А потом словно щелкнули тумблером, и давящий на голову пресс исчез, зрение вернулось, осталась лишь пульсирующая боль в голове. Я лег на грязный сырой пол и только сейчас вспомнил о рюкзаке, который выбросил на подходе.

Каждый раз, попадая в радиацию или под всплеск, я представляю полоску своей жизни – как у персонажа компьютерной игрушки, – где исчерпан запас сил и здоровья, и она пульсирует красным.

– Ты как? – прохрипел Коба, поднялся на локте и зашипел от головной боли, зажмурился.

– Вроде жив, – ответил я, не открывая глаз.

Появилась мысль, что после всплеска придется менять маршрут, потому что теперь непонятно, где искать «теслу». «Пузыри» по обыкновению зарождаются вблизи болот, вот только какие болота они облюбуют в этот раз? Может, их устроят и те, что перед Дмитровым? Тогда даже лучше, нужно взять артефакт из «пузыря» и отправляться в Институт, ждать, когда кто-то из сталкеров найдет «теслу», чтобы идти туда целенаправленно, а не блуждать и рисковать вслепую.

Коба гусиным шагом направился к выходу, лязгнул откинутый люк, впуская в подпол солнечный свет. Я только сейчас заметил, что Коба тоже скинул рюкзак. Он вылез в прихожую, где валялась перевернутая, оплетенная паутиной мебель, достал ПДА и с озабоченным видом стал проверять, работает ли он. Когда загорелся экран, он вздохнул облегченно и улыбнулся от уха до уха:

– Вовремя выключил! Не выключил, сдох бы.

У Джиги ПДА был, видимо, включен – пискнул тихонько. Все как по команде вспомнили о своих девайсах и с полминуты занимались ими. Самкин скривился и сунул прибор в карман – видимо, не смог включить, а я обнаружил, что мой ПДА не работает, и его экран разбит.

– Коба, – я потряс неисправным прибором. – Придется связываться с Иггельдом через тебя.

Грузин недовольно кивнул, зыркнул исподлобья.

На улице я остановился возле собачьей будки и крикнул:

– Джига, Сам… Андрей! Мы вас ждем, – я повернулся к стоящему позади Кобе и прошептал: – Не вздумай Самкина назвать Самкиным, он реагирует неадекватно и может с кулаками кинуться.

– Понял. Странный тип. Как же его называть, когда он Самкин как есть?

С автоматом наизготовку появился Джига с огромным рюкзаком за спиной.

– Ну ты псих! – воскликнул Коба. – Тебе рюкзак не мешал убегать?

– Я не брошу пончик на дороге! – мрачно ответил Джига, потряс головой. – Там много ценного.

Коба не унимался:

– Так всплеск же, никто бы его не забрал.

Во двор приковылял всклокоченный Самкин, сунул сигарету в зубы и пожаловался:

– В башке кисель, в ушах звенит. Химик, командуй, что делать дальше.

– Аномалии перетасовались. Ищем «пузырь» или здесь, или в окрестностях Дмитрова и возвращаемся. Са… Андрей получает деньги за двоих у Иггельда.

– Вот это дело! – Самкин улыбнулся. – Идем за рюкзаками и скорее – к болотам, пока аномалии не злые, а мутанты не активные.

– В любом случае сутки придется ждать, пока аномалии наберут силу. Если «пузырь» разрядить прямо сейчас, он будет пустым.

Коба поинтересовался:

– То есть мы все равно движемся в сторону Дмитрова?

Я молча кивнул. Мы вышли на дорогу и сразу же увидели валяющиеся рюкзаки, все они скатились с пригорка в заросли бурьяна, укоренившегося в наносах. Отряхнув их, нацепили и чуть ли не побежали дальше по дороге.

У мутантов сейчас каша в голове, как у нас, в течение получаса они будут отходить после всплеска, аномалий можно не бояться минут пятнадцать, даже если вляпаешься, получишь подзатыльник, не более.

Вдруг Джигу подбросило в воздух, перевернуло – он брыкнулся, как опрокинутый жук, – и уронило на рюкзак. Донесся треск – Джига взвыл, перевернулся на четвереньки, крякнул.

Сначала я подумал, что гравитационная аномалия приложила его серьезно, поврежден позвоночник, но когда, все так же подвывая, Джига полез в рюкзак и принялся там копошиться, стало ясно, что он не о себе переживал – о богатствах, которые взял с собой.