Несколько бесконечных секунд Кевин и Анжела просматривают полосу. Если федералы заговорили о судебном иске, то они должны были назвать имя доносчика, а тогда весь матери ал дол жен быть о Брэде Формане и автокатастрофе, и в этом случае мне придется покончить с собой.

— Нет, ничего такого тут нет, — говорит Кевин. — А что?

— И еще один вопрос, — уклончиво продолжаю я. — Там говорится о том, кто доносчик?

И снова молчание. Жду ответа, перебирая в голове разные способы самоубийства.

— Ее имя — Каролин Джилл Крофтс, — медленно зачитывает Кевин. — Сказано, что она бывший сотрудник «Азтратеха», живет в Бостоне. Слышала что-нибудь о ней?

Не могу решить, хорошо это или плохо. Хорошо потому, что о ней мы ничего не слышали, так что, по крайней мере, в газете не совсем та же история, что у нас. И плохо тоже потому, что мы ничего о ней не слышали. Значит, наш сюжет о Брэде Формане, погибшем при невыясненных обстоятельствах после доноса на свою компанию, накрылся медным тазом.

— Вот что я вам скажу, — произношу я по возможности спокойно. — Дайте мне время просмотреть «Геральд». Разобраться, что у них там за история. Возможно, она не связана с нашей. — Это, конечно, очень оптимистичное предположение. Понятно, что нас обскакали, но мне надо потянуть время. — Я достану газету и перезвоню вам, ладно?

Суровое безмолвие Святой инквизиции.

— Ладно, — наконец отзывается Кевин. — Сообщи о результатах.

— Время не ждет, — добавляет Анжела. Так и представляю ее противную усмешку. — Через пять недель формируют рейтинги.

Телефон вырубается. Вот бы и мне тоже. Трубка уныло гудит в ухо, и я ставлю ее на базу.

Если я просто останусь в кровати, то мне не придется ничего разруливать. Быстренько прикидываю, сколько мне можно проваляться здесь, прежде чем кто-нибудь заметит мое отсутствие и примется меня разыскивать. Или почему бы просто не уйти, перезвонив Кевину и сказав: «А ты знаешь, не бери в голову. Все равно я больше не вернусь на «Третий канал». И тогда пускай они сами разбираются со своими ноябрьскими рейтингами, а я просто возьму и… гм…»

До меня доходит, что я плачу. Я сыта работой по горло. Мой режиссер в больнице. Моя кошка до сих пор у ветеринаров. Моя лучшая подруга в Диснейленде. А единственный мужчина, который мог стать моим Прекрасным Принцем, оказался мерзкой жабой.

Я не в силах заставить себя подняться с кровати и взять газету. Ее передовица станет наглядным черно-белым доказательством того, что я свихнулась. Понятия не имею, как такое произошло.

Когда «Чарли Макнэлли из выпуска новостей» превратится в просто «Чарли Макнэлли» — что это будет за человек?

На душе так мерзко, что я едва тащусь по больничному коридору. Как будто вешу вдвое больше обычного — это на меня давит двойной груз: надо сказать Франклину о катастрофической новости в газете и о пропаже документов. Моего напарника расстроить непросто, но когда тебя сначала побили, потом обокрали, а под конец обставили на работе — это изрядное испытание для нервов.

Дохожу до палаты Франклина и вижу, что он сидит на кровати, прислонившись к подушкам у изголовья. По всей палате расставлены украшенные ленточками букеты из ароматной лаванды и каких-то белых цветов. Капельница, слава богу, отключена. Только лица его мне не видно — оно скрыто за разворотом газеты.

— Ты можешь в это поверить? — причитаю я, обрушиваясь на стол рядом с больничной койкой. Скидываю пальто и разматываю длинный шарф в шотландскую клетку. — Как, ну как такое могло случиться? Как газетчики раскопали эту историю?

— Да уж, не лучшее развитие событий, — признает Франклин. — Я действительно надеялся, что нам удастся пустить на рейтинги этот сюжет с доносчиком. Зато, пока ты ныла и переживала, я…

— «Надеялся»? «Пустить сюжет»… — Что-то в лице Франклина меня смущает. — Франклин Брукс Пэрриш, — медленно произношу я. — Ты знаешь что-то, чего не знаю я?

— Ой, да постоянно, — ехидствует Франклин. — А если ты перестанешь смаковать подробности своей надвигающейся профессиональной кончины и послушаешь меня, то, возможно, тебе это покажется интересным.

— Выкладывай, — требую я. — Давай спасай меня.

— Ладно, так и быть. — Франклин принимается загибать пальцы. — Во-первых, все, что нарыли газетчики, и так содержится в протоколе заседания суда. А во-вторых, поскольку статью написала судебный репортер, то, вероятнее всего, она просто случайно наткнулась на это дело, разбирая новые случаи.

— Верно, — поддаюсь я на его доводы. — Нам известно, что протокол содержался у секретаря суда, но под грифом «Секретно». Значит, журналисту из «Геральд» удалось его вскрыть. Но как…

— Легко, — отзывается Франклин. — Документы раскрывают, когда к расследованию решают подключиться федералы. Пока я валялся в этом пристанище Бена Кэйси[47], а ты шаталась по кладбищам, протокол рассекретили, а мы и знать об этом не знали. Зато «Геральд» знала.

— Ага, и они заполучили сюжет, — снова принимаюсь ныть.

— Что есть, то есть, — соглашается Франклин. — И это плохая новость. А хорошая в том, что, очевидно, этим все не исчерпывается. У «Геральд» есть статья о разбирательстве по делу доносчика, но ты ведь не слышала от них ничего об избиении какого-нибудь газетного журналиста, так? Должно быть, мы на пути к чему-то более важному.

Мои губы растягиваются в улыбке, и я восхищенно качаю головой:

— Франклин, ты определенно единственный в мире человек, способный найти хорошую сторону в нападении с нанесением побоев.

— И что самое главное, — продолжает Франклин, взмахивая газетой, — там ничего не сказано ни о Брэде, ни о Мэке Бриггсе, ни об одном из владельцев «Миранды». Ни о спаме с рефинансированием. А это значит, у нас другой сюжет — и он не связан с ценами на лекарства, что только вносит ясность в ход нашего расследования.

— Значит… — произношу я. Вот бы еще мой изнеможенный мозг работал чуточку быстрее.

— А еще важнее для нас… — Франклин выдерживает драматическую паузу, потягивая через трубочку воду из кружки, после чего аккуратно ставя кружку на ночной столик, — поиск по нашей базе данных.

— О да, — оживляюсь я и наклоняюсь вперед. — Он…

— Закончен. И список получился огромный, — говорит Франклин, и впервые за последние пару дней я вижу, как он приободряется. — Эти исполнительные директора владеют кучей всякого хлама. Лодками, земельными участками, скаковыми лошадьми, офисными зданиями, квартирами, торговыми центрами. Такое ощущение, что шопоголики впали в бесконечный запой и скупают что попало по всему миру. Здесь замешаны большие бабки, и откуда-то они берутся. Как-то не слишком убедительно.