Я вспомнила «хороший салон» в своем родном городе. Там трудились какие-то изломанные мальчики и женщина с лицом заправской стервы. Я боялась туда заходить. Но парикмахером Сони оказалась вполне симпатичная дама.

– Это красиво, но это не ваш стиль, – вздохнула она, подняв на руке массу моих русых, с рыжеватым оттенком волос. – Вам нужна стрижка. Доверитесь мне?

Я доверилась, и вот я – с макияжем, с новой стрижкой, с красивыми новыми тряпочками. В магазине одежды я сама заплатила за прекрасное платье из тонкой серой шерсти, содержимое конверта поуменьшилось, а меня стала терзать мысль, сколько же я должна Соне за косметику. Должно быть, там все так дорого, в этом чудесном магазине... А ведь я еще хотела купить сапожки.

– Не думай об этом, выбрось из головы, – сказала Соня. – Видишь ли, может получиться так, что мне снова будет нужна твоя помощь. Фуршет, кстати, прошел просто блестяще, все языки проглотили! Так что...

– Нужно еще что-то приготовить? – проявила я сообразительность.

Мы стали дружить так, как умеют дружить только молоденькие женщины с открытыми характерами – взахлеб.

Она часто звонила мне вечерами, и мы подолгу разговаривали, болтали, рассказывали друг другу события дня или отдаленного прошлого. Иногда она заезжала за мной в колледж, и мы болтались по магазинам, пили кофе, иногда ходили в кино. Соня сказала, что я могу, когда захочу, ночевать у Юли и Надежды, и даже предложила мне дать ключ от второй, закрытой комнаты.

– Она все равно пустует. Просто я стащила туда те вещи, которые представляли для меня сентиментальную ценность, чтобы девчонки их не испортили.

Я взяла ключ, но все равно ночевала на том же зеленом бархатном диване. Мне почему-то не хотелось, чтобы мои сослуживицы знали о нашей дружбе. Не хотелось – и все. Для них Соня была только вредной хозяйкой, которая запрещала им устраивать шумные вечеринки и ругала за попорченный острыми каблуками паркет. А для меня она была веселой, душистой подругой, которая умела так увлекательно сплетничать, так смешно шутить, и когда она иной раз обнимала меня, мне казалось, что я погружаюсь в теплое, душистое облако, и я чувствовала счастье.

Я бывала у Сони дома, но редко видела ее мужа, а девочку еще реже.

– У Агаты астма, ей лучше жить за городом, – пояснила мне Соня. – У нас там дом, где постоянно живут родители Камиля. Я приезжаю туда ночевать и на выходные. У нее там детская, игрушки, няня, собака, свежий воздух... Ей там хорошо.

Мне это показалось немного странным, но я, само собой, ничего не сказала. Московские порядки, кто их знает! Соня вообще не производила впечатление человека, созданного для семейной жизни в традиционном понимании. Она много времени отдавала своим картинам и работе – она была менеджером какой-то арт-группы. Домашнего хозяйства как такового у нее не было, дома прибиралась приходящая женщина, а готовить Соня не умела. Я находила радость в том, чтобы баловать ее какими-нибудь изысканными блюдами, которые готовила на ее космически сияющей кухне.

Однажды ей подарили живого лобстера, и она сообщила мне об этом по телефону паническим шепотом:

– Душенька, я не знаю, что с ним делать! Он вообще-то довольно жутко выглядит... В ресторане на тарелке такое чудо морское смотрится куда более симпатично.

– Ты же ела раков? Его надо сварить в кипятке, и все.

– Сварить? Но как? Он ведь такой огромный!

– Просто возьми кастрюлю побольше, поставь на огонь, посоли...

– Ой, нет, это как-то слишком сложно. А вдруг он поймет, какую страшную смерть я ему готовлю, вылезет из воды и бросится на меня? Представляешь статьи в желтой прессе: «Скандально известная абстракционистка съедена лобстером»?

Я засмеялась.

– Хочешь, чтобы я приехала и приготовила?

– Очень хочу, – убежденно сказала Соня. – У меня есть сладкое шампанское... Ты же любишь сладкое шампанское?

Лобстер был роскошен – зеленовато-синий, с красными антеннами, с хвостом, как веер. Он активно шевелил клешнями, что свидетельствовало о его свежести. Оказалось, это самка – в хвосте была икра. Весил лобстер где-то килограмм.

– Огромный! Правда?

– Большой, – согласилась я. – Но, в общем, не огромный. Знаешь, самый большой из пойманных лобстеров весил двадцать килограммов и был метр длиной. Но для такого даже у тебя не нашлось бы кастрюли. Давай посмотрим, что у тебя есть для этого красавчика.

– А я открою шампанское! – И Соня полезла в холодильник.

Я поставила кастрюлю на огонь, и, пока вода закипала, мы успели почти осушить бутылку сладкого шампанского. Соня сидела на столе, на ней было черное кимоно с вышитыми золотыми пчелками, она болтала ногами и цедила по капельке игристое вино. Она показалось мне очень красивой, гораздо красивее, чем всегда, и я позавидовала ее красоте без злости, как завидуют тому, что никогда не будет принадлежать тебе...

В закипевшую воду я добавила чесночной соли, горсточку горошка черного перца, несколько лавровых листочков, столовую ложку молотого красного перца, несколько веточек петрушки и укропа. Когда я опускала в воду лобстера, Соня с визгом скрылась за дверью кухни, но быстро вернулась.

– И что теперь?

– Теперь подождем минут десять. Знаешь, я никогда в жизни не ела лобстера.

– Зато ты умеешь его готовить. А я ела лобстеров раз двадцать, но не знала, с какого конца за него взяться. Знаешь, это очень вкусно. В одном ресторане нам подавали лобстера со спаржей в сливочно-апельсиновом соусе. Это необыкновенно вкусно.

– Ну, таких деликатесов я тебе не обещаю. Будем есть мясо, обмакивая его в соус. Идет?

– Еще бы!

Лобстера мне удалось разделать так быстро и ловко, словно я всю предыдущую жизнь прожила где-нибудь на острове принца Эдуарда, самолично ловила лобстеров в заливе Святого Лаврентия и разделывала их на глазах у восхищенных туристов. Ножки и клешни я аккуратно выкрутила, расколола черенком тяжелого серебряного ножа и вынула мясо. Потом почтительно перевернула «кардинала морей», сделала надрез через голову к глазам и разделила туловище пополам. Обнажились белые жабры, темный стебелек кишечника и зеленовато-бурая масса, лежащая в голове.

– Смотри, – сказала я Соне.

– Фу! Что это? Похоже на грязную пену в раковине.

– Это печень.

– В голове?

– Такова уж его анатомия. Я читала, что это настоящий деликатес. Мы пустим ее в соус. Как и икру.

Истолочь икру в тяжелой фарфоровой ступке я поручила Соне. Она взялась за дело с энтузиазмом – сильными руками художницы растирала икру, но все же смотрела, как я извлекаю печень, с некоторым ужасом.

Осталось немного – выжать сок из трех лимонов, растопить сливочное масло, смешать в блендере все ингредиенты – и можно было приступать.

– Сыр, икра, шоколад. Чтобы омар не заскучал в одиночестве, – потрошила холодильник Соня. – И главное – шампанское!