А на следующий день мы с Соней покупали продукты – обе были в хорошем настроении, шутили, визжали, носились между полками, умудрились разбить банку жемчужного лука, купили все нужное и много лишнего, поехали к ней домой и выпили там бутылку вина, болтая и смеясь.

Но уже совсем в другом настроении я готовила для нее фуршет. Мне было ужасно страшно. В самом деле, думала я, зачем было браться, если не уверена в своих силах? Сначала все шло как по маслу, я была вполне уверена, что приготовленные мною кушанья можно будет съесть, но ведь на фуршете важна и другая сторона, эстетическая... Что, если на блюде останутся крошки? Ах ты, батюшки, шафрановый соус не загустевает! Шампанское не желируется! Как хорошо, что продаются готовые тарталетки, ужасно было бы, если бы мне пришлось еще и печь их в незнакомой печке...

Я волновалась, но все обошлось, и я успела все приготовить вовремя. Соня час назад объявила, что хочет почистить перышки, и пропала где-то в глубине квартиры. Но она появилась, и я ахнула. Я уже привыкла видеть ее в джинсах и черных свитерах, а тут она оделась в платье, не столько даже красивое, сколько необычное. Бледно-оранжевая мягкая ткань облегала тело плотно, словно вторая кожа. Платье было закрытое, но, как говорится, не оставляло простора для воображения... Черные лодочки на тонких каблучках. Запах духов, очень красивый, пряный... Соня просто излучала соблазн.

– Ого! – сказала я, и тут только подумала о том, как же выгляжу я сама.

В линялых джинсах и вязаной кофточке. С гладко зачесанными назад волосами. Эта прическа категорически не шла мне, но я ее носила, потому что это было удобно. Никакой косметики, ни капли духов – их у меня просто не было... А мои зимние сапоги? Вы их видели? У них было единственное достоинство – они были крепкие и не промокали.

Глупо, что я решила считать эту женщину подругой. Она слишком далека от меня.

– Вы... очень хорошо выглядите, Соня, – сказала я, проглотив комок, вставший у меня в горле. – Я все приготовила. Надеюсь, ваш фуршет удастся...

Я повернулась и пошла из кухни, как в фильмах ужасов ходят зомби – на ощупь. Соня что-то говорила мне вслед, ей, вероятно, и в голову не могло прийти, что я ухожу совсем. Я сунула ноги в свои ужасные старушечьи сапоги, набросила на голову платок и втиснулась в пуховик. Я быстро спустилась по лестнице и пошла куда глаза глядят. Мне хотелось думать о чем-то хорошем, и я стала думать о цветах, которые мне прислал Мишель. Значит, я нравлюсь ему и такой. Значит, он своим необыкновенным взором сумел разглядеть и оценить мои внутренние достоинства...

Завтра было воскресенье, мне никуда не нужно было идти, и я рассчитывала выспаться. Бабушка так и сказала мне:

– Я тебя будить не буду, и сама не дергайся. Отоспись. Посмотри, на кого ты похожа, до чего довела себя этой работой и учебой! Под глазами круги, лицо серое. И, знаешь, дорогая, тебе все-таки стоит обновить прическу. Длинные волосы – это прекрасно, но ведь их не украшают посеченные кончики.

Я обещала постричься, но на деле предполагала провести воскресенье перед телевизором, в обнимку с зайцем Плюшей и корзинкой ванильных сухарей. Бабушка говорила очевидные вещи – усталость делала свое дело, даже моя молодость уже не давала мне форы. Но все дело было не в усталости, а в бесконечном одиночестве, которое я до сих пор не ощущала, а еще в тех смятенных, противоречивых чувствах, которые вдруг стали меня томить. Мне хотелось, чтобы меня любили все на свете – и чтобы меня все оставили в покое, хотелось быть в центре внимания – и лежать на диване с миской ванильных сухарей, хотелось умереть – и жить в Париже... Только в юности возможны такие противоречивые желания, потом они приобретают более определенную форму. Взрослый человек почти всегда точно знает, что он хочет... И как же это скучно!

Но выспаться мне не удалось, и ванильные сухари уцелели. Соня позвонила мне в десять часов утра. Я некоторое время моргала, рассматривая ее имя на экранчике своего телефона. Я была уверена, что оскандалилась вчера, не сумела ни подать, ни поговорить, и вообще, сбежала, как последняя дуреха.

– Евдокия, вы так стремительно убежали вчера... Я вас чем-то обидела? Оскорбила? Вы уж не сердитесь на меня, я бываю так эгоистична и бесцеремонна... Хорошо, сердитесь на меня, если хотите, но возьмите деньги и снимите этот груз с моей совести! Мы можем сегодня с вами встретиться?

Все это она сказала на одном дыхании, я не успела вставить ни одного словечка. Когда она сделала паузу, я засмеялась и уверила ее, что я совсем не обиделась, что просто мне что-то в голову взбрело, со мной такое бывает, и что встретиться сегодня я согласна! Звонок оживил меня, влил счастье в мои жилы, я вскочила с кровати с таким энтузиазмом, которого не наблюдала в себе уже полгода.

– Вот. – Соня дала мне узкий душистый конверт. Я открыла его – там были деньги, много. – Ну, что купишь себе?

– Духи, как у вас, – ответила я в том же шутливом тоне.

– О-о! Но тебе такие не пойдут. Ты совсем другой тип.

– А какие же, вы думаете, мне пойдут? – спросила я, заметив, что Соня перешла на «ты».

– А вот сейчас посмотрим. – И Соня повернула руль.

– Куда мы едем?

– В сад земных радостей, – подмигнула мне Соня.

«Сад земных радостей» оказался огромным магазином косметики и парфюмерии. В океане серого московского дня магазин был как риф, где сияли алые кораллы, золотые морские звезды, лиловые анемоны, где медленно, как тропические яркие рыбы, проплывали важные покупательницы.

Войдя в магазин, я ощутила множество запахов, таких сильных, что меня словно ударили по лбу кулаком. Но постепенно я привыкла. Соня привлекла к нам внимание надменных, холеных девушек-консультантов, и те вдруг, как будто по волшебству, стали милыми и любезными. Вокруг моего лица порхали пушистые кисточки, реяли облака пудры, в воздухе повисали микроскопические капли духов. Внезапно передо мной возникло зеркало, и я увидела совсем другую себя – с фарфоровой кожей, нежно-розовым румянцем, огромными глазами и пухлыми, словно зацелованными, губами.

– Ну? Нравится? – спрашивала Соня, смеясь воркующим смехом. – А как тебе это? А это?

Она подносила к моему носу узкие полоски надушенной бумаги.

– Вот это, – сказала я, почувствовав запах мандаринов и пряников, корицы и гвоздики. Это был теплый, новогодний, домашний праздник, насыщенный, как сама жизнь.

– Какой прекрасный вкус! – восхитились продавщицы, словно я невесть что сделала.

На кассе нам сложили покупки в большой пакет. Я не успела даже прикинуть, сколько это может стоить, как Соня протянула кассирше карточку.

– Потом сочтемся, – махнула она рукой.

В машине я достала обернутую в целлофан коробочку с духами и попыталась прочитать название.

– Что это значит?

– Это название одной улицы в Париже, – улыбнулась мне Соня. – Уверена, ты там еще побываешь. А теперь давай-ка я отвезу тебя к своему парикмахеру, в хороший салон.