что-то еще крепкое. Пьют давно — кто-то уже валяется под столом. Но не зарезан — лужи нет.

— Людоловы, — кривился кабатчик.

— Кто? — переспросил Керф, положив ладонь на рукоять меча.

— А то сразу не расслышали, господин милостивый⁈ — огрызнулся толстяк. Покосился на огрызок — Или в уши балуетесь?

Мартин выкинул руку вперед, ухватил за бороду, притянул к себе. Дохнул доверительным перегаром.

— Людоловы, говоришь? Я же не ошибся?

— Они самые, — поник кабатчик. — С промысла идут. Добыча в дальнем сарае.

— И ты пустил их в место, где гуляют приличные люди⁈

— А что мне надо было сделать⁈ Встать с ножом в дверях⁈ У меня жена и мать больная! И два сына маленьких!

— Керф, а ну осади, — остановил мечника ди Бестиа. — Наш хозяин все правильно сделал. Он один, а этих, — Мартин махнул в сторону дальнего угла, — дюжина. Попробуй он их выставить, то тут было бы пепелище. И где тогда мы пиво бы пили? Хорошее, кстати, пиво, хозяин!

— Спасибо! — буркнул толстяк.

— И вообще, Керф, если у тебя в жопе справедливость играет, то сходи и разберись.

— А… — попытался было влезть кабатчик, намекая на возможный урон собственности.

— С трупов соберешь, — хлопнул его по левой руке Пух.

— Что мы пропустим, — хлопнул по правой Мах.

— Панктократор… — толстяк схватился за голову и начал оседать.

— Не ссы, дядя. Все будет в лучшем виде! — успокоил его Тенд, кладя на стойку свой замечательный топор.

Керф допил початую кружку. Расстегнул лямку на ножнах своего второго, короткого меча, и направился в людоловам.

Там же начиналась карточная игра. Хлопали по столу засаленные карты, звенели монеты…

Появления Керфа никто не ждал. Но он явился. Вбил кинжал в стол, пробив прикуп.

— Господа, дальше играем моими картами!

Игроки переглянулись. Кто-то пьяно заржал.

— А ты кто такой⁈ — вопросил явный главарь — битюг с потным прыщеватым низким лбом.

— Я? — удивился Керф. — Вы тут уже столько времени, а еще не поняли? Я — Керфо эль Темпранийо, баратеро де ла кастрел! [ «баратеро» человек, собирающий налог с игроков, играющих на его территории. Кто не желал скидываться, с тем шли во дворе и резались на навахах. «Де ла кестрел» — баратеро, отсидевший в местах не столь отделанных большую часть жизни]. Нужно пояснить, что значит сей термин? Или вы не столь скудоумны как выглядите, и знакомы с данным понятием?

Один из людоловов, сидящий рядом с главарем, дернул того за рукав, зашептал что-то. Очевидно, растолковывал, кто такие баратеро, и чем «баратеро де кастрел» опаснее «матона» или какого-нибудь «чарранес». [ «матон» — этакий «фраер, обнюхавшийся блатных писек», мелкая гопота. «Чарранес» — та же гопота, но с еще меньшими претензиями. За сведения отдельный респект Денису Черевичнику и его восхитительной книге «Всемирная история поножовщины»].

— И что с того⁈ — взревел битюг, начиная подниматься.

— Да в общем, и все, — подмигнул Керф и, выдернув кинжал из стола, вбил ему в глаз.

Туша начала заваливаться. Керф опрокинул стол на обомлевших людоловов, и выдернул меч из ножен. Повисла тягучая тишина, готовая разразиться бурей схватки

— Ломай ему член! — дружно заверещали братья, сменившие ремни на топоры.

— На ножи! — взвыл Рыжий, выдергивая кинжал, что мог сойти очень многим за двуручный меч.

— Мочи жопотрахов! — завопил Эстер, перехватывая поудобнее копье.

Один лишь Тенд ничего не сказал — молча схватил топор и кинулся в бой.

Людоловом хорошо быть лишь в тот момент, когда тебе за добычу денежки выдают. Все остальное время — плохо. Никто людолова не любит, всяк убить норовит. И поделом. Людей можно убивать и насиловать. Грабить тоже можно. Но не продавать как скот. Нехорошо это. Не по-божески.

Мартин, давясь и морщась от боли в горле, дохлебал свое пиво, метнул кружку в ближайшего людолова, сцепившегося с Махом. Тот ойкнул, схватился за разбитую голову…

Ди Бестиа улыбнулся — хороший бросок! И неторопливо двинулся к драке, постепенно становящейся бойней.

— Господа, позвольте, я пробью с ноги?

Глава 21

Монета на дне

Ди с трудом держала прямую спину. Запас прочности кончился. Вышел без остатка. Остался лежать обрезанными локонами на полу. Хотелось упасть, забраться в темное укромное местечко, свернуться в комочек, укрыться с головой и плакать. Долго, до сухих глаз….

Но все только начиналось, и от осознания этого становилось еще труднее.

Спасал Йорж. Глупо шутил, бессмысленно размахивал руками, временами начинал читать свои абсолютно бездарные стихи… Но это отвлекало. И вместо раздражения Ди испытывала благодарность.

Еще выручило то, что до ворот ехать — рукой подать, три лошадиных скока. Когда-то давно, еще до переселения, крепостную стену напротив чистых кварталов разобрали, соорудив ворота. Исключительно для чистой публики. Норовивших протолкаться с возами по короткому пути крестьян гнали взашей. Пинками и подзатыльниками.

Раньше. Как дела обстоят — никто не знал.

— Вот и проверим! — склонился Йорж, горячо дохнул.

— Проверим, — безвольно отозвалась Ди.

Городскую стражу, привычно-угодливую, сменили настороженные наемники с грозными харями и голодными взглядами. Но выпустили без вопросов и малейших намеков на взятку. Острова с самого начала делали вид, что принесли в Сиверу не только бездумные убийства и изнасилования, но и некоторую законность и честность.

Старший кивнул двум бойцам. Те поставили копья у стены, распахнули одну створку.

Сработал дорогой наряд, отсутствие заводных лошадей и уверенный вид. Стража резонно рассудила, что богатая горожанка в сопровождении телохранителя решила выбраться на прогулку. Или по срочным делам… Отдельно повезло, что не было никого из Раттовских! Те-то, опознали бы Русалку вмиг!

Ремни, плотно держащие Ди, лопнули, когда они отъехали от города на три сотни ярдов — у приметного кривого дуба. На одной из ветвей болталась длинная цилиндрическая сетка, из которой торчали сухие кости — года четыре назад туда посадили разбойника, решившего промышлять у города.

Женщина обмякла, сгорбилась, выпустила поводья. Начала заваливаться на бок… К счастью, на ту сторону, где ехал Йорж.

Циркач успел поймать Русалку, вернуть в седло.

— Э, женщина, ты чего⁈ — заглянул перепугано в лицо.

Ди потрясла головой, вытерла испарину обеими руками. Повернулась к Йоржу.

— Прости, прости меня…

— Да вроде не за что прощать, — в недоумении оглянулся циркач, — точно тебе говорю. И вообще, прекращай. Все кончилось.

— Все? — снизу-вверх посмотрела на него Русалка.

— Все, — твердо побежал Йорж. Разумеется, совершенно в этом не уверенный.

Ди молча кивнула. Улыбнулась.

* * *

— Это кто такие?

Сухой палец отца Вертекса, украшенный чернильным пятном, указал на пленников, коих притащили на монастырский двор и кинули на истертые плиты, покрытые трещинами, и «украшенные» пробивающейся в швах травой.

— Людоловы, отец Вертекс! — громко и четко ответил брат Муло — многолетние привычки выветриваются с трудом. Солдатские — еще кое-как. Но если человек, до принятия в себя Пантократора служил в городской страже… О, проще вылечить от косоглазия, чем избавить от налипших повадок. — Пойманы на месте преступления! С поличным!

— Людоловы… — с сомнением протянул настоятель, внимательно рассматривая троицу. Та еще компания! Встретишь таких в темном переулке, задумаешься, то ли бежать от них, то ли, наоборот, проявить милосердие!

Избитый светловолосый парень. Давно не бритый, со свежее-сломанным окровавленным носом и расплывающимся на лице огромным синяком. Последнее время явно постившийся и многое переживший. Бледная, как труп, девица с тускло-голубыми волосами. Ее колотит лихорадочная дрожь. Обветренные потрескавшиеся от внутреннего жара губы, ввалившиеся глаза… Связали без жалости, спутали веревками будто колбасы, рты позатыкали тряпками. Еще бы накинули на шеи петли, привязав к загнутым за спину ногам!

Да уж! Всенощная? Или две? Как-то очень уж раздухарились молодцы, забыв, что если ты решил уйти от мирского, то прыгать туда-сюда — поступок крайне недостойный.

На разбойника-людолова похожа разве что третья из пойманных. Высокая, узкоплечая, но крепкая девица. Тоже грязная, будто свинья — ну то не грех, при такой-то погоде. Вроде рыжая, но разобрать можно лишь сунув под желоб сливной трубы. Глаза яростные, как у тигуара…

Отец Вертекс с удивлением почувствовал, как внутри ворочается очень давно, и, казалось, надежно забытое… Нет!

Брат Муло принял внимательный взгляд за приказ. Подхватил яростную девицу под связанные локти. Тут же зашипел, чудом пропустив удар головой мимо носа. Ударил свободной рукой девицу в затылок. Та повисла безвольно, потеряв сознание.

— Она брату Карнеро отбила все печенки! А брату Ланцотти — сломала обе руки!

— И поделом, — хмыкнул подошедший брат Кэлпи. Привратник встал сбоку