— Почему нет?

— Я не смогу спокойно жить, пока этот ублюдок где-то снова и снова творит беспредел. Я всегда буду ждать, что он доберется до меня рано или поздно.

Ричи тихо рассмеялся и растрепал мои волосы, слегка дернув за них.

— Ты параноик, Алекс.

— Возможно, — я вздохнул и посмотрел в разноцветные глаза. — Я хочу отомстить, Рич.

— Знаю, — ответил он мне. — Но в таком состоянии ты можешь только убить себя. Поверь мне, ни один ублюдочный адвокат этого не стоит. Ты должен попробовать для начала найти эту свою свободу. Если уж не от памяти о нем, то хотя бы от всего остального.

Я, как завороженный, смотрел в его глаза. Когда он так говорил, мне казалось, что всё возможно, настолько уверенно звучали его слова.

— Я пытался… пытался слезть с этого дерьма. У меня ничерта не вышло, стало только хуже. Моя жизнь потеряла все свои краски без дозы. Мне кажется… что я не смогу.

— Сможешь, — твердо произнес Ричи. Его глаза сверкнули. — Я помогу. Только и ты должен себе помочь. Нарисуем мы тебе новую баночку акварели.

Я не имел ни малейшего понятия, почему это происходило, но я верил ему. Я думал, что никогда уже не смогу верить людям, но ему поверил. Я готов был пытаться спасти себя, пусть и не был уверен в удачности этого предприятия. Нет, я был уверен в Ричи. Он уже вернул моей жизни по крайней мере два цвета: светло-коричневый и голубой.

У него могло получиться то, чего не получилось у меня.

***

Я знал, что будет тяжело. Знал еще с прошлого раза. Но, откровенно говоря, я не подозревал, что будет такая жесть.

Нейролептики Ричи мне больше не давал, говорил, что они нужны были на первые дни, пока наркотик полностью не выведется из организма. После этого он меня пичкал какими-то травяными отварами, якобы успокаивающими, но мои нервы были истрепаны слишком сильно, чтобы им помогала какая-то душица или мелисса.

Недостаток сна накладывался на все предыдущие бессонные ночи, аппетит не хотел возвращаться со стойкой категоричностью, и всё это бесило. Бесило, что я не могу выйти из квартиры, бесило, что я не могу выспаться, бесило, что я не могу решить эту проблему самым легким способом. Пара грамм, и я был бы в норме. У меня сносило крышу от всего этого.

Я постоянно огрызался на Ричи, орал, когда он пытался со мной заговорить. После того разговора мы ни разу не поговорили нормально больше двух минут. Чтобы не мозолить мне глаза, Ричи стал торчать на кухне со своими книгами, пока я пересматривал фильмы на его ноутбуке уже по четвертому кругу.

День на пятый, или может шестой, я в очередной раз пересматривал «Иллюзию обмана», когда меня вдруг накрыло. Меня внезапно взбесил Марк Руффало: мне казалось, что его отвратительная игра совсем не вяжется с киношной погоней за «Всадниками». Вряд ли бы я смог объяснить себе этот всплеск в последствии, к тому же я любил этот фильм, но разозлился я настолько, что швырнул ноутбук с кровати. Он пролетел через комнату, врезавшись в кресло, и упал, хлопнув крышкой.

Ричи прибежал на этот звук и остановился на пороге, глядя на разбитый компьютер. Тяжело вздохнув, он собрал ноут и унес его на кухню. Он возился с ним до самой ночи, но в конце концов выбросил в мусорку.

— Проще новый купить, — пожал он плечами, вернувшись в комнату и упав на диван. Меня поражало его терпение, я бы вот уже давно придушил бы себя.

— Чай с мятой будешь? — спросил он, глянув на меня.

Я, фыркнув, отвернулся к стене, накрывшись с головой одеялом.

— Да пошел ты.

— Без проблем. Спокойной ночи, Алекс, — только и ответил он.

***

— А больно падать с десятого этажа?

Ричи поднял голову от англо-немецкого разговорника и, задумчиво посмотрев на меня, глянул в окно, рядом с которым я стоял.

— Смотря как упасть. Можно насмерть и со второго этажа грохнуться, а можно выйти с десятого и выжить. Но в последнем варианте будет чертовски больно, — протянул он и снова уставился в потрепанный томик.

Я постучал по стеклу, наблюдая за его легкой дрожью, а потом открыл окно. На меня дохнуло свежим воздухом, и я на мгновение прикрыл глаза. Приятно.

— А если я сяду на окно и опущу вниз ноги, какая вероятность, что я сорвусь?

Ричи вздохнул и, поднявшись, подошел ко мне, встав рядом.

— Сто процентов. Учитывая, что ты сам туда прыгнешь, — устало ответил он.

Я скосил на него глаза.

— Что, настолько очевидно?

Друг не ответил, только взял меня за руку и отвел от окна подальше. Это был уже не первый раз: он меня находил, лениво обматывающим шею поясом халата, как-то заметил, что я царапаю ножницами руку. Когда он поймал мой задумчивый взгляд, остановившийся на таблетках, то убрал их подальше.

Нет, я не собирался умирать. Не хотел совершать суицид. Ничего подобного. Во мне просто просыпалось время от времени нездоровое какое-то любопытство. Я пытался объяснить это Ричи, но он только кивал головой, не слушая меня.

Он толкнул меня на диван, отвесив легкий подзатыльник.

— Не подходи к окну, Ал. Твои странные заскоки могут печально закончиться. Я не горю желанием отскребать тебя от асфальта. Хочешь, я тебе волосы покрашу?

Вот это было неожиданно. Мои брови взлетели вверх, и Ричи рассмеялся.

— У меня там всякие тоники есть разноцветные и хна. Я ведь подрабатывал в магазине этих штук косметических, помнишь, я рассказывал? — это я помнил. — Оно всё смоется через несколько дней. Ну как? Хочешь?

Кажется, Ричи эта идея пришлась по душе. К тому же он смог отвлечь меня от идиотских мыслей этим внезапным предложением. Я улыбнулся.

— Хочу.

Ричи кивнул и убежал в ванную. Я с улыбкой покачал головой, посмотрев ему вслед, и, бросив взгляд на окно, начал убирать со стола разбросанные книги. В такие моменты я вспоминал своего пса и то, как он тоже однажды спас меня от глупости. Я не рассказывал Ричи, что у меня была собака, я вообще не хотел говорить об этом. Да и стоило ли ему говорить, что моего пса звали также, как его. Конечно, он многое обо мне знал. Многое не знал. Но эту деталь своей жизни я не хотел раскрывать никому, навсегда похоронив ее в своем сердце.

— Синий, зеленый или красный? Или сделаем из тебя радужного единорога?

Я обернулся и прыснул, глядя на Ричи, увешанного тюбиками и флаконами,