Пока готовились выезжать, я воспользовался моментом (люди лейтенанта были заняты сбором тел) и вошел в дом, где оставил Элиссу. Когда услышала шаги, бросилась в угол и сжалась там, словно побитая собака, но, едва увидев меня, сразу же успокоилась. Отрадное зрелище, поскольку люди редко испытывают облегчение и радость, когда видят, что их посетил я. Трудно понять, отчего боятся инквизиторов, которые посвящают жизнь, чтобы служить избавлению всякого мужчины и всякой женщины, обитающих в сей скорбной юдоли.

— Выслушай меня, дитя, — сказал я. — Выслушай очень внимательно, потому что от этого может зависеть твоя жизнь.

Она смотрела на меня напряженно, при этом бессознательно ухватившись за мою руку и прижав ее к груди. Я говорил уже, что было к чему прижимать?

— Сюда прибыли люди твоего господина, и мы с ними едем к нему в замок. Ты — моя женщина, и едешь с нами от самого Хез-хезрона, поняла? Никогда ранее ты не была в селении и не видела, как убивали людей… и никого из них не знала. Я говорю понятно?

— Да, господин, — ответила тихо.

— Держись поближе ко мне и не отвечай, даже если станут тебя спрашивать, понимаешь? Никуда не отходи и не давай втянуть себя в расспросы. Постарайся даже не слушать, если кто-то станет с тобой разговаривать. Если захотят о чем-то тебя спросить или что-то тебе сказать — молчи и смотри на меня. Ясно?

— Да, господин, — повторила она. — Я ничего не понимаю, но…

Прервал ее, подняв руку:

— Ничего и не должна понимать. Выполняй мои приказания — и, может, уцелеешь.

Должно быть, вы удивлены изрядными чувствительностью и милосердием вашего нижайшего слуги. В конце концов, зачем бы мне спасать ничего не стоящую жизнь впервые повстречавшейся селянки? В том-то и дело, милые мои, что я не готов отказывать в значении чьей бы то ни было жизни. Особенно жизни того, кто уцелел в страшной резне, воочию явив пример Божьей воли. Кроме того, Элисса была единственной, кто видел убийц. И как знать, может, в соответствующий момент именно это мне и пригодится? Может, даже спасет жизнь? Признаюсь также — искренне, смиренно и не без обеспокоенности, — что очень интересовался пышной и красивой грудью Элиссы. Мне казалось, что приятно будет увидеть, как раскачиваются ее груди надо мной, ощутить их вес в своих ладонях. Тем более что женщины, благодарные спасителям, бывают невероятно страстными. Ох, знаю, сколь низки и приземленны эти мысли, но, во-первых, уже несколько недель у меня не было женщины, а во-вторых, я всего лишь человек, нищий духом. И как гласит Писание, именно для таких, как я, и приуготовлено Царствие Небесное.

Однако, вопреки моим опасениям, лейтенант и его люди не обращали на Элиссу особого внимания. Я отдал ей свой запасной плащ, под которым скрыла свои сельские одежды, и всю дорогу не отпускал ее от себя. Была послушной девицей и все время молчала, отвечая, лишь когда я задавал ей вопрос. Услышал даже, как один из слуг вполголоса с удивлением говорит другому:

— Гляди, как выдрессировал свою девку. А моя по любому поводу рот раскрывает.

Ночь мы провели спокойно, хотя я и не преминул напомнить парням, чтобы охраняли нас в три смены. Впрочем, обратил внимание, что лейтенант Ронс поступил точно так же. А значит, или хотел присмотреть за нами, или боялся появления убийц (хотя мне и трудно было вообразить себе банду, готовую напасть на десятерых вооруженных людей). Сам я решил выспаться. И хотя у меня врожденная склонность к очень чуткому сну, а близкая опасность действует на меня, словно ведро холодной воды, однако спокойно проспал до рассвета, а к полудню мы увидали возвышенность на излучине реки, на склоне которой вставал аккуратный небольшой замок с двумя башнями.

— Вот и прибыли, — сказал лейтенант Ронс — как видно, только затем, чтобы сказать хоть что-то, поскольку все было ясно и без слов.

* * *

Граф Родимонд был корпулентным лысеющим мужчиной лет сорока с блеклыми глазами навыкате. Принял нас одетым в кожаный испятнанный фартук, а на пальцах его я заметил желтые следы от кислот. Кабинет, в который мы вошли, был одной из лучших алхимических лабораторий, что мне приходилось видеть. На столах стояли большие горелки, реторты, котелки и змеевики. На полках теснились сотни банок и бутылочек из керамики, глины и темного стекла. Из алькова сбоку доносился запах зелий, и я увидел там сотни сушащихся растений. Кроме того, конечно, как и в любой другой уважающей себя алхимической лаборатории, полно здесь было предметов странных и никому не нужных: препарированная голова крокодила, рог гиппопотамуса, сушеный нетопырь с распростертыми крыльями и ощеренными клыками, когтистая медвежья лапа и два человеческих скелета, один большой, другой маленький, и к тому же без черепа. На деревянных полках вдоль стены стояло несколько десятков оправленных в кожу книжек.

Граф кружил подле столов и как раз снимал щипцами с горелки тигель, из которого валил дьявольски вонючий и душный дым. Скорее всего, субстанция в тигле была с примесью серы, поскольку отчетливо ощущался выразительный запах.

— Нет времени, нет времени… — повернулся он в мою сторону. — Ронс, кто это еще, во имя Бога Отца?

— Я уже говорил, господин граф. Это инквизитор из Хеза.

— Мордимер Маддердин к вашим услугам, господин граф, — склонил я голову, а де Родимонд кинул на меня быстрый взгляд:

— А я просил об инквизиторе, Ронс?

— Нет, господин граф.

— Так скажи ему, чтобы уезжал.

Махнул рукой и повернулся к тиглям.

— С вашего позволения, господин граф, — сказал я вежливо, поскольку не хотел, чтобы меня сбили с мысли.

Лейтенант Ронс хотел было потянуть меня за рукав, но я так глянул на него, что Ронс отдернул руку. Глаза его потемнели.

— Что? — де Родимонд не скрывал нетерпения.

— Готов поспорить, господин граф захочет поговорить со мной, а не с официальной делегацией от епископа Хез-хезрона, которая прибудет сюда расследовать практики языческих культов.

Он вздрогнул, поставил тигель и отложил щипцы. Кашлянул.

— Языческих культов? — фыркнул, но я видел, что он обеспокоен, поскольку всякий знал: приезд официальной комиссии Инквизиториума не приводит ни к чему хорошему.

— Мы видели трупы, — сказал я. — Жестоко убитых обитателей одного из сел. Лейтенант привез их в замок господина графа.

— Бандиты, — буркнул де Родимонд. — Здесь всюду полно этой голоты. Его Преосвященству стоило бы прислать судового урядника, а не инквизитора.

Тяжело рухнул в обитое выцветшим дамастом кресло.

— Принеси вина, Ронс, — приказал. — И три кубка.

— Это не бандиты, господин граф, — сказал я, не сомневаясь, что и сам об этом знает. — Бандиты не жрут мясо жертв, не глумятся над трупами и не отказываются от добычи. А в этом селе никто не грабил дома, с тел не сняли ни сапог, ни одежду, ни украшения.

Глянул на меня исподлобья.