— И куда ж ты, красавица? — спросил он сладким голосом. — Куда-то торопишься?

Его рука уже гуляла возле ее груди. А было там вокруг чего гулять: грудь была весьма выдающейся. По крайней мере, насколько я мог оценить, глядя на разорванную одежду.

— Оставь, Курнос, — велел. — Иди сюда! — Я потянул женщину, и та шлепнулась на землю подле меня. — Успокойся, — сказал я ей. — На! — Поднял бурдюк, в котором плескались еще какие-то остатки, и влил вино ей в рот.

Обратил внимание, что женщина, пусть даже и с растрепанными волосами и поцарапанным лицом, очень даже недурна. Не такая уж молодая, но славненькая. Присосалась к вину, опорожнила бурдюк, сплюнула, а потом сблевала. Курнос нетерпеливо фыркнул, а она отерла губы тыльной стороной ладони и снова принялась отчаянно реветь. Тогда я повернул ее к себе и дал пощечину. Одну, другую — сильно. Заскулила и замолчала, вжавшись в меня всем телом. Теперь всхлипывала у меня где-то под мышкой.

Первый рассмеялся:

— Мордимер сделался, типа, нянькой.

— Рот закрой, тупица, — бормотнул я и похлопал женщину по спине. — Ну, говори, дитя, что случилось, — обратился к ней, придавая голосу ласковое звучание. — Поможем тебе, если только сумеем.

— О, да, поможем. — Второй характерно дернул бедрами.

О, Матерь Божья Безжалостная, подумалось, приходится работать в компании идиотов и вырожденцев. Почему, почему же, Господи, так жестоко караешь бедного Мордимера? Почему не могу сидеть в Хезе, попивать винцо в тавернах и портить славных девочек? Вместо этого приходится шляться по буреломам, осматривать останки убитых и полусъеденных людей, утешать перепуганных девушек и выслушивать идиотские шутки товарищей по путешествию. Знаю, что Бог — это добро, но иногда мне тяжело в это поверить.

— Дитя мое, — начал я снова. — Прошу тебя, скажи, что случилось?

— Вы священник, господин? — отозвалась она, поднимая голову, а Первый фыркнул:

— Да-а-а… и окрестит тебя, ага, своим кропилом, доченька.

— Я не священник, — ответил я, не обращая внимания на близнеца, — я — инквизитор.

— О боже! — выкрикнула женщина, и в голосе ее слышалась искренняя радость. — Как хорошо! Как хорошо! Господь меня услышал!

Первый щелкнул зубами от удивления. Потому что, видите ли, милые мои, люди редко встречают инквизиторов счастливыми криками и нечасто выказывают радость от нашего присутствия.

Услышав, что инквизитор поблизости, большинство хотело бы поскорее оказаться в другом месте. Словно не знают, что мы занимаемся лишь теми, кто виновен в ересях, богохульствах или колдовстве, а законопослушных да богобоязненных обывателей нам беспокоить незачем.

В общем, все удивились, а я — обеспокоился. Когда простая, перепуганная женщина считает, что наибольшее счастье для нее — встреча с инквизитором, это значит: видела нечто действительно пугающее. Что-то непривычное. Что-то, пробуждающее ужас своей неестественностью.

— Расскажешь мне наконец, что случилось?

— Напали на нас… Они… Эти, эти, эти… — начала заикаться, поэтому пришлось снова ее встряхнуть.

— О, меч Господен, кто?!

— Не знаю… — Лицо ее искривила гримаса отвращения. — Были как люди — и не как люди. Убивали… всех… грызли, отрывали куски мяса… — Схватила ртом воздух и снова сблевала. Теперь рядом с моими сапогами.

Я успокаивающе похлопал ее по спине:

— Уже все хорошо, мое дитя. Мы не дадим тебя в обиду. Кто ты такая?

— Живу здесь в сельце, — сказала она, всхлипывая. — Убили всех. Всех. Даже детей.

— Кем они были? Как выглядели?

— Как люди… — взглянула на меня, но во взгляде ее было какое-то ужасное непонимание, — и не как люди. У них были такие глаза… и так кричали… Боже мой, так кричали… Смеялись и убивали, перебрасывались оторванными головами, вырывали кишки… — Снова спрятала лицо мне под мышку.

— Проведи нас туда.

— Нет! — крикнула, аж зазвенело у меня в ушах. Пыталась вырваться, но я держал ее крепко.

— Спокойно, дитя мое. Посмотри на меня. Ну-ка, взгляни на меня! — приказал резко.

Подняла взгляд.

— Я — лицензированный инквизитор епископа Хез-хезрона, — произнес я торжественно. — Зовусь Мордимер Маддердин. Много лет меня учили не только истинам нашей веры или умению допрашивать людей. Меня учили также и сражаться. Взгляни сюда, — взял в ладони ее лицо и повернул в сторону Курноса, — это мой помощник. Солдат и убийца. Убил больше людей, чем ты смогла бы сосчитать — и даже представить…

Курнос иронично поклонился, но на лице его мелькнула слабая усмешка. Благодаря этому выглядел еще страшнее, чем обычно.

— А теперь посмотри на них, — указал я на близнецов. — Невелики ростом, верно? Но управляются с арбалетом и ножом так, что лучше не найдешь. Это не мы боимся чудовищ и людей, дитя мое. Это чудовища и люди бегут пред нами. И знаешь почему? Не только потому, что мы сильны и обучены. С нами — слава и любовь нашего Господа Бога Всесильного и Иисуса Христа, Который, сойдя с распятия Своей Муки, огнем и мечом показал нам, как расправляться с врагами.

Уж не знаю, вполне ли дошли до нее мои слова, но вот успокоили — наверняка. В глазах не было уже безумия, а черты лица разгладились.

— Как твое имя, милая? — спросил я. — У тебя ведь есть какое-то имя, верно?

— Элисса, — сказала, нервно помаргивая. — Я зовусь Элисса, господин.

— Проведи нас, Элисса, в село. Это ведь недалеко отсюда, верно?

— Несколько миль, — ответила она тихо и осмотрелась. — Я бежала через лес…

— А теперь мы пойдем спокойненько. Посажу тебя на моего коня…

Второй, услышав эти слова, снова фыркнул дурноватым смехом и похлопал себя по бедрам, но я глянул на него так, что усмешка сама погасла у него на лице. Близнец отвернулся и сделал вид что стряхивает что-то со штанин.

— …и поедешь как дама, хорошо?

— Хорошо, господин, — ответила Элисса.

— Будем все время подле тебя, и никто не причинит тебе обиды, понимаешь?

— Да, господин, — ответила она. — Но что я сделаю? Что я сделаю, если они всех поубивали?

— Чьи тут владения? Кто на этой земле?

— Господин граф.

— Какой граф? — вздохнул я.

— Граф де Родимонд… — Она покусала губу, вспоминая.

Никогда в жизни не слышал такой фамилии, но не было в этом ничего странного. Император в последние годы раздал так много графских титулов, словно доставал их из шляпы. И теперь едва ли не всякий владелец замка да пары деревенек зовется графом, лордом или даже князем. Я лично знавал князьков, у которых не было денег купить топлива на зиму, зато они с задором рассуждали о родовых связях и благородном происхождении. Дочек, впрочем, быстренько выдавали за богатеньких мужиков, если те готовы были подбросить им золотишка. Наверняка де Родимонд принадлежал к такого рода людям.