– Значит, не останетесь? Твердо решили ехатьдомой? – спросил Иван Алексеевич, выходя вместе с ней в прихожую.

– Поеду, – кивнула она. – Не люблю спать начужих диванах, даже если они удобнее моего.

– Я вас отвезу.

Они спустились вниз и сели в светлую «Волгу» Заточного.

– Кажется, сын на вас обиделся, – заметилаНастя. – Когда он меня встретил на улице, то сказал, что вы вместе с нимменя проводите. А поехали без него.

– Это потому, что он неправильно себя ведет. Он долженбыл извиниться перед вами, но не сделал этого. Если бы он извинился, я позволилбы ему участвовать в нашем разговоре, и инцидент был бы исчерпан. И,разумеется, провожать вас мы поехали бы вместе. Но он не извинился. Так чтопусть сейчас мучается подозрениями в наш с вами адрес.

– Подозрениями? Вы о чем, Иван Алексеевич?

– Да ладно вам, Анастасия, вы же понимаете, что наши свами коллеги могут придумать сколько угодно сплетен, объясняющих нашезнакомство и дружбу, но у шестнадцатилетнего парня версия может быть толькоодна. На другие у него ума и опыта еще не хватает. Если бы вы остались у нас,он мог бы быть уверен, что мы спим в разных комнатах. Если бы я взял его ссобой провожать вас, он бы знал, что, доведя вас до двери квартиры, мы с нимповернулись и отправились домой. А так у него полная иллюзия, что мыпросто-напросто от него отделались. Уверяю вас, он сейчас сидит и на часысмотрит, прикидывает, сколько времени ехать до вашего дома и сколько обратно.

– Но он же не знает, где я живу.

– Вот именно. Поэтому, когда бы я ни вернулся, он так ине узнает, задержался я или нет.

– Неужели вам его не жалко? Ведь ребенок нервничает.

– Пусть. Он не сможет повзрослеть, если не будетнервничать и переживать.

– Даже по таким пустякам?

– Даже. Кстати, отношения отца с женщинами исобственная оценка этих отношений – это не такой уж пустяк. Переживания истрадания по этому поводу делают человека мудрее.

На машине дорога из Измайлова до Настиного дома была совсемкороткой, и на Настю снова накатил оглушающий ужас перед пустой темнойквартирой. Заточный заметил, как напряглось ее лицо, когда он притормаживалвозле подъезда.

– Еще есть время передумать, Анастасия, – сказалон, внимательно глядя на нее. – Может быть, все-таки вернемся к нам?

– Нет. – Она покачала головой. – Я должнасправиться сама. Спасибо вам за все, Иван Алексеевич, и за гостеприимство, и заужин, и за разговор, и за сочувствие. И за предложение переночевать у вас. Явам очень благодарна. Но я должна сама.

Шел первый час ночи, поэтому Заточный поднялся вместе с нейна лифте и проводил ее до квартиры.

– В последний раз спрашиваю, – сказал он, когдаНастя доставала из сумки ключи. – Не вернетесь?

– Нет.

– Тогда спокойной ночи.

– Спокойной ночи, Иван Алексеевич.

Дома ей стало совсем тошно. Она боялась выключить свет и вэтот момент впервые подумала о том, что люди, которым являются покойники, вовсене обязательно должны быть сумасшедшими.

* * *

Утро понедельника принесло следователю городской прокуратурыОльшанскому массу неожиданностей. О самоубийстве Людмилы Исиченко он узнал ещевчера, а утром, едва он вошел в кабинет, ему позвонила эксперт Касьянова.

– Костя? – громовым басом проорала она втрубку. – Ты что, твою мать, голову людям морочишь?

Она была лет на десять старше Ольшанского, помнила его юным,начинающим следователем, робеющим и неумелым, и еще в те далекие временаограждала его от постоянных попыток коллег втянуть молодого, неопытного Костикав какую-нибудь грязную попойку с обилием водки, скудной закуской исомнительными бабами.

– Что твоя Каменская себе думает? – продолжалакричать Светлана Михайловна. – Заставила меня вчера чуть не до ночи сидетьна работе, а сама усвистала черт знает куда и даже позвонить не соизволила,тоже мне барыня.

– Погоди, Светлана Михайловна, давай сначала, я ничегоне понял.

– Так она что, ничего тебе не сказала? Она с тобойразговаривала вчера?

– Нет. Я с ее начальником разговаривал, с Гордеевым. Уних там ЧП произошло, свидетельница по делу Параскевича отравилась прямо уКаменской в кабинете.

– Ох ты! – посочувствовала Касьянова. –Бедная девка, достанется ей теперь. Родственники этой свидетельницы обязательноначнут права качать, дескать, Каменская своими придирками и попытками обвинитьдо припадка довела. Знаем, проходили через это. Погоди, Костик, так ты прокоробку-то знаешь или нет?

– Не знаю я ни про какую коробку.

– Тогда в двух словах. При осмотре места убийстваПараскевича на лестнице была обнаружена пустая коробка из-под магнитофона. Я еена всякий пожарный прихватила, но, поскольку ты к ней отнесся пренебрежительнои никаких экспертиз по коробке не назначал, она у меня так и валяется в шкафу,в целлофанчик упакованная. И вот вчера звонит мне твоя Каменская и проситпосмотреть коробку на предмет оружейной смазки и вообще насчет того, что в нейлежало оружие. Я говорю: Костя знает? Почему он сам не звонит? А она отвечает,дескать, ты на происшествие выехал, она тебя найти не может, а ей надо срочно.Ну, срочно так срочно, я все дела побросала и давай коробку эту вшивуюобнюхивать да облизывать со всех сторон. Все сделала, все написала, кинулась ейзвонить – а ее и след простыл. Даже не поинтересовалась результатами, домойушла. Ух и злая я была вчера! Но теперь-то, конечно, понятно, почему она непозвонила. Не до того было.

– Спасибо тебе, Михална, хороший ты человек. Слушай-ка,мы там с тобой ничего не нарушили?

– В смысле чего?

– В смысле коробки этой. В протокол она внесена? А топотом скажут, что мы с тобой ее нашли неизвестно где и к делу прицепили. Ячто-то не помню, на труп ведь не я выезжал, я дело только сутки спустя принял.

– Какой же ты, Костик, мерзкий! – фыркнулаКасьянова. – Да я на своей экспертной работе двоих детей вырастила истаршего внука уже в школу отправила. Я ж, когда работать начала, даже замужемеще не была. А ты мне такие вопросы задаешь. Не стыдно тебе?

– Стыдно, Михална. Это я так, на всякий случай.

Только он повесил трубку и принялся наконец снимать пальто,телефон опять принялся надрываться. Ольшанский с тоской посмотрел на бумаги,намокшие от растаявшего снега, накапавшего с рукава пальто, и снова снялтрубку.

– Константин Михайлович! – раздался голос,заставивший следователя вздрогнуть. – Это Галина Ивановна Параскевич. Мненеобходимо с вами встретиться. Я буду у вас ровно через сорок пять минут.

– Минутку, Галина Ивановна. Через сорок пять минут явас не смогу принять. У меня вызваны люди.