В середине апреля 1943 г. Фэтти стал политическим секретарем ЦК КПХ как преемник Раде Кончара, которого фашисты убили в Шибенике 24 мая 1942 г., затем его кооптировали и в Политбюро ЦК КПЮ. В главном штабе Хорватии он стал влиятельнейшим членом партийной комиссии, задачей которой была проверка всех тех, кого обменяли на наиболее важных пленников из немцев и усташей. При этом он был очень суров и требовал расстрела всех, кто «замарал знамя Партии» [527]. Как и в 1928 г., он по-прежнему считал себя равным Тито, и до конца жизни пребывал в этом опасном заблуждении[528]. По словам одного из виднейших хорватских коммунистов Якова Блажевича, Андрия Хебранг был «для всех нас крупным авторитетом, как известный коммунист-каторжанин, проведший 12 лет в застенках, где он многому научился. Он умел говорить убедительно, кратко и по существу , как Сталин»[529].

Столкновения в Боснии и Герцеговине весной 1942 г. вызвали международный резонанс. Советский Союз, долгое время игнорировавший жесткие требования Тито заклеймить Михайловича как предателя, после тщательной проверки документов партизанского Верховного штаба решился на проведение акции[530]. Как записал Димитров в своем дневнике, даже из фашистской прессы было очевидно, что «сражаются только наши партизаны, в то время как Дража Михайлович в лучшем случае отдыхает в горах»[531]. Радиостанция «Свободная Югославия», транслировавшая передачи из Куйбышева, 6 июля 1942 г. обнародовала призыв патриотов Черногории, Санджака и Бока-Которски, обвинявший четников в коллаборационизме и провокации братоубийственной войны. Текст этого документа 19 июля передало ТАСС, а в последующие недели его опубликовали левые газеты в Швеции и Великобритании, а также Daily Worker в Нью-Йорке. Затем известный писатель и публицист словенского происхождения Луис Адамич организовал проведение широкомасштабной кампании против Михайловича, хотя представитель Белого дома еще 24 июля на конференции журналистов прославлял борьбу, которую вел Михайлович как «пример самоотверженности и бескорыстной воли к победе»[532].

Акция, развернутая Москвой, сильно обеспокоила как югославское правительство в эмиграции, так и британские власти. Благодаря различным источникам, в том числе и операции «Ультра», давшей возможность английским тайным службам дешифровать сообщения вермахта, Черчилль и его ближайшие сотрудники были хорошо осведомлены о сотрудничестве четников с итальянцами. Они знали также, что немцы по-прежнему считают Михайловича врагом, и, кроме того, еще не оставили надежды на то, что ему удастся установить контроль над всем югославским движением сопротивления. Неожиданное обвинение, выдвинутое против Михайловича, свидетельствовало о тревожном политическом повороте, и вскоре это опасение подтвердилось: 3 августа 1942 г. югославскому посланнику Симовичу в Москве вручили официальную ноту, в которой советское правительство (несмотря на возражения Молотова) обозначило свое негативное отношение к предводителю четников[533]. Через четыре дня советский посол в Лондоне И. М. Майский высказал ту же позицию в разговоре с английским министром иностранных дел Энтони Иденом. Подозревая, что с помощью этого маневра Сталин хочет обеспечить себе преобладающее влияние на Балканах, югославское правительство в эмиграции и англичане решительно встали на защиту Михайловича. К выпаду Москвы британцы, однако, не остались равнодушны, и, начиная с августа 1942 г., стали всё больше интересоваться событиями в Югославии и задаваться вопросом, действительно ли генерал ведет игру «достойным образом»[534].

В июле и августе 1942 г. в Люблянской провинции армия итальянцев численностью 120 тыс. человек выступила против партизан и, вместе со своими словенскими союзниками, нанесла Освободительному фронту тяжелый удар. Однако «интегральных результатов», запланированных Муссолини в начале наступления на Роге, они не достигли, поскольку партизаны не только выдержали тяжкие испытания, но и преобразовали свои отряды в настоящую армию, как это сделал Тито с отрядами, находившимися у него под командованием. Несмотря на поражения, которые они потерпели, и вынужденные отступления, югославские партизаны после критического периода в начале лета 1942 г., по мнению иностранных обозревателей, выказали себя наиболее стойкими повстанцами изо всех тех, кто выступил на Балканах против государств Оси. Их жизнестойкость и организаторские способности подтверждались и тем, что к осени 1942 г. им удалось создать в Боснийской Краине, Лике и северной Далмации свободную территорию, охватывавшую 48 тыс. кв. км, – площадь, большую, чем занимали Бельгия, Швейцария или Нидерланды, на которой проживали 2 млн человек. Центром этой территории был городок Бихач, который войска Тито, в честь 25-летней годовщины Октябрьской революции, заняли 4 ноября 1942 г. в результате ожесточенных боев с усташами. Военная добыча оказалась большой, но еще важнее был психологический эффект победы, которая показала иностранной и отечественной общественности, а также оккупантам, что партизанская армия – сила, с которой следует считаться[535]. Сотрудничество, установившееся между партизанскими отрядами и ударными батальонами на территории Боснии и Далмации, дало толчок к началу всеобщего народного восстания и связало между собой повстанцев из Сербии, Санджака, Черногории, Боснии и Герцеговины и далматинцев. Тысячи молодых бойцов присоединились к армии Тито [536].

В Лондоне, где Черчилль уже планировал нанести удар «в подбрюшье Европы», тем временем обозначилась дилемма: стоит ли поддерживать Михайловича или лучше поставить что-то и «на партизанского коня». Чтобы побудить предводителя четников проявить большую активность, «Би-би-си» в конце октября 1942 г. изредка сообщало также и о военных акциях партизан, а УСО уже целый месяц призывало Михайловича доказать союзникам свою полезность и советовало ему начать акцию саботажа на транспортных узлах, которые немцы использовали для снабжения африканского корпуса Роммеля. В момент, когда британская армия под командованием генерала Монтгомери перешла в контрнаступление при Эль-Аламейне, такие действия были бы очень желательны. Но Михайлович, боявшийся репрессий со стороны вермахта, и слышать об этом не хотел. 5 ноября 1942 г. британский посланник при югославском правительстве передал премьеру Йовановичу официальный запрос с пожеланием, чтобы он приказал своему военному министру осуществить нападение на железную дорогу Белград – Солунь. Этого Михайлович так и не сделал, хотя его очень встревожили сообщения «Би-би-си» о партизанах[537].