— Почему он никогда нам не рассказывал? — спросила она отрывистым голосом. Тео покачал головой.

— Надеюсь, я смогу рассказать. Он был готов принести тебе весь мир, Амбер. Он всегда это говорил. «Если бы только мой сын был таким, как моя дочь. Если бы у него была хотя бы половина ее мозгов». Он очень гордился тобой. — Амбер чувствовала, как слезы спускаются по ее щекам. Она посмотрела на Тео. Его глаза светились. — Я просил его пересмотреть завещание, понимаешь… после тех событий, когда он вычеркнул из него Киерана и Паолу. Только бы защитить тебя. Но он больше никогда не возвращался к нему. Я иногда задаюсь вопросом… — он покачал головой. — Может быть, все-таки ему хотелось бы, чтобы все было иначе.

— О чем ты?

— Это было всегда камнем преткновения для него, понимаешь. У него была такая напряженная жизнь… раннее взросление. Но это сделало его тем, кем он был. Хочешь жить, умей бороться, так он любил говорить. И я думаю, он боялся, что тебе никогда не придется ни за что бороться. Это порой сильно волновало его. Он часто повторял, что ты больше всех похожа на него — ты будешь бороться до конца. Как тогда, когда ты боролась за право поступить в университет. Ты знаешь, он сожалел о сказанном. После того, как ты поступила, ему было стыдно за свои слова. Он не переставал надеяться, что Киеран одумается, понимаешь. Видимо, именно это и был первый знак. Потом ты уехала в Мали. «Она совсем, как я», — не уставал он повторять — он был доволен. Поэтому… да, мне иногда кажется, что он сделал это намеренно… понимаешь… намеренно не стал менять завещание. Похоже, это и есть твоя жизненная борьба, Амбер.

— Знаешь, мы поссорились, — заговорила Амбер почти шепотом после некоторого молчания. — Как раз перед тем, как он погиб. Он говорил такие вещи… я тоже лишнего наговорила… я не знаю, мне было так…

— Не надо, — перебил ее голос Тео. — Не стоит изводить себя. То, о чем вы спорили, не имеет никакого отношения к произошедшему. На то была Божья воля.

— Ты говоришь совсем как Танде, — сказала Амбер, нервно улыбаясь. И замолчала. — Все было из-за него… из-за Танде. Макс такое говорил…

— Значит, Танде говорил от лица твоего отца, Амбер, — вмешался Тео. — Он беспокоился за тебя. И немного ревновал тебя, понимаешь. — Он улыбнулся. — У меня трое дочерей. Две старших уже замужем… и, да, я иногда ревностно к ним отношусь. Непросто пережить тот момент, когда к тебе приходит осознание того, что тебя кем-то заменили.

— Но я никогда бы… — начала было возражать Амбер.

Тео покачал головой.

— Боюсь, это не от тебя зависит. Это наша вина… наше тщеславие. И что бы ты ни говорила о Максе, он все-таки был еще тем тщеславным негодяем. — Тео громко рассмеялся. — Я ни в коем случае не оправдываю сказанное им в тот день, а я представляю, что он там мог наговорить, я просто хотел сказать… что он был уязвлен. Вот и все.

Амбер с благодарностью смотрела на него. Тот тугой узел вины, что она носила внутри все это время, начинал постепенно отпускать ее. Она взяла свой бокал и подняла его вверх.

— Спасибо тебе, дядя Тео, — проговорила она. Тео ничего не отвечал, пораженный ее словами. Потом он поднял свой бокал.

— Нет, Амбер. Спасибо тебе. — Она заметила, как у него на глазах выступили слезы. Круг начинал замыкаться.

— Время после смерти Макса, — говорила она Танде по телефону тем же вечером, — еще можно было хоть как-то перенести. Но вот другой вопрос — что делать с наследством, вот это — настоящая проблема. В смысле, я просто не представляю… Конечно, проект в Тегазе мы продолжим. А как же иначе? Но… как с финансами остальных?

— А что с ними? У твоей матери есть дом, не так ли? У Киерана тоже… у Франчески квартира в Риме. С ними все будет в порядке.

— Но откуда они будут брать деньги?

— Амбер, что для этого делает каждый на планете, включая тебя саму? Находят работу и работают.

— Но…

— Никаких «но». Ты не обязана делать им одолжение.

— Я знаю. Просто… ну, я хотела сказать… Киеран никогда не работал. Никогда в жизни.

— Тогда как раз подошло его время начать, — сухо ответил Танде. Киеран никогда не нравился ему, так же как и Паола. То, что он когда-то обратил на нее внимание, ничего не значит. Прошло три года с тех пор, как он познакомился с ними, и за это время его восхищение Амбер только росло, в то время как оценка ее семейки падала с точностью до наоборот. Когда он летал вместе с Амбер в Лондон в те первые недели после смерти Макса, он вдруг стал медленно осознавать, эти люди — Киеран, Паола, Франческа, Анджела — были теми, среди кого Амбер выросла; а этот элегантный особняк на Холланд-парк с его бесчисленными экономками и слугами был ее домом. Она показывала ему спальню, где она, Бекки и Мадлен провели все юные годы их жизни; маленькую ванную комнату, где на пожелтевшем крюке за дубовой дверцей до сих пор висел тот халат, который Амбер носила, еще будучи девочкой… Это был дом той девушки, в которую он влюбился, и чей неисчерпаемый источник энергии он никогда не мог постичь. Он провел много времени среди ее вещей и жизни, которую она когда-то вела… и понял, что она просто-напросто сделала выбор и приняла решение оставить такую жизнь. Она запросто могла стать такой же, как Паола или Киеран… даже как Анджела. Но согласно чему она сделала такой выбор? Согласно своим убеждениям? Своим моральным ценностям? Это принижало и поражало его. Во многом она была решительнее его — многое из того, чем он сейчас занимался, было выбрано его родителями. В его случае жизнь не была борьбой с совестью, а просто дорогой по пути, заранее приготовленному его ритмом жизни, его религией, положением в обществе. Решения, которые принимала Амбер, были намного сложнее, она смогла измениться.

— Думаю, ты прав, — услышал он ее голос. И вздох. Он улыбнулся про себя. Кто знает… может быть у них что-нибудь и выйдет?

— Я люблю тебя, — сказал он тихо. — Правда.

— Я тоже. Жаль, что ты не рядом.

Ни Бекки, ни Мадлен не знали о смерти Макса несколько недель — Мадлен была слишком занята, а Бекки никогда не слушала новости. Мадлен шла в свой офис на Пятьдесят первой, когда заметила Дари, бегущую по улице. Она остановилась и помахала ей. Дари прибежала, оставив позади полосу от своего дыхания на холодном воздухе.

— Привет, необязательно было ждать меня, — сказала она, потирая руки в перчатках. — На улице так холодно!

— Просто не верится, что летом мы были в этом же городе. Мне было тогда так жарко, что я думала, растаю, — Мадлен согласилась с ней, затыкая шарф за воротник.

— Вот тебе и Нью-Йорк. Прямо не знаю, могли бы построить этот город в Калифорнии, — рассмеялась Дари. — О, кстати… я все хотела спросить тебя. Дочь Макса Сэлла — твоя знакомая?

Мадлен удивленно кивнула.

— Да, Амбер. Мы дружим с детства.

— Я так и думала. Какая трагедия для них.