— Раз уж вы все собрались здесь, леди, Киеран. Я должен предупредить вас… к нам присоединятся еще две молодые леди, они ждут в холле. Вы узнаете их, Анджела, и я бы хотел попросить вас вести себя сдержанно. Настали сложные времена. — Амбер взглянула на Анджелу. Что происходит? Франческа вдруг стала серьезнее.

— О ком вы говорите? — спросила она, приподняв подбородок. Тео промолчал.

— Леди, сюда, пожалуйста. Проходите.

Он повел их по холлу, выстеленному плюшевыми коврами. Они завернули за угол, и Амбер открыла рот от изумления. На стуле сидела Кристина, держа на руках мальчика лет… пяти-шести — точная копия Макса. Напротив нее сидела Шиобан с младенцем на руках. Она закрыла руками рот и посмотрела на Анджелу. Она отчетливо слышала, как позади нее у Киерана вырвалось: «О, черт». Пока шесть женщин пристально смотрели друг на друга, вокруг стояла мертвая тишина.

— Проходите, пожалуйста… сюда. — Тео нервно проводил всю компанию к себе в кабинет.

Оглашение завещания Макса заняло меньше десяти минут. Как только голос Тео смолк, наступила тишина, но ненадолго. Амбер закрыла глаза и тут же открыла их. И тут разразился весь этот адский хаос. Она оставалась сидеть на своем стуле. Тео пытался восстановить хотя бы порядок в своем офисе. Франческа и Паола вскочили на ноги: они кричали — нет, визжали — и плакали параллельно. Кристина и Шиобан плакали, пытаясь угомонить своих детей; Киеран стоял посреди них и бормотал себе под нос: «Черт, о черт!», и на фоне всего этого, сидя напротив огромного полированного стола Тео, Анджела рассматривала свои ногти. Она достала из своей кремовой стеганой сумки пачку сигарет. Послышался стук в дверь — это была помощница Тео, она заглянула в кабинет, спросив, не может ли она чем-либо помочь. Тео покачал головой. Он встал из-за стола и пошел к женщинам Макса, приводя в чувства одну, предлагая стакан воды другой… Его мягкий голос и спокойный, властный характер, похоже, медленно начинали делать свое дело. Шиобан отвели в соседнюю комнату с ее доведенным до истерики младенцем; каким-то чудом нашлось занятие и для Даниэля, малыша Кристины, и он сидел, играя у окна, посматривая то и дело на свою мать; Франческу успокоили стаканом бренди. Паола объявила, что ее тошнит от них всех, и выскочила из комнаты. Только Амбер и Анджела остались на своих местах. Анджела пыталась усмирить свой гнев, яростно выкуривая одну сигарету за другой, в то время как Амбер и слова не могла вымолвить из-за обрушившейся на нее новости.

Состояние Макса — точнее то, что от него осталось, — перешло непосредственно к Амбер. Он мечтал преумножить свое богатство, запустив его драгоценный проект с соляными шахтами, который едва не уничтожил Макса. Затраты были так велики, что почти опустошили его сбережения. Он составил это завещание лет пять назад и, несмотря на уговоры Тео, не успел обновить его до смерти. Все, что у него когда-либо было, что он когда-либо создал, было сосредоточено теперь в шахтах Тегазы. Ни Киеран, ни Паола не были упомянуты; дом в Холланд-парке переходил Анджеле; Франческа сохраняла квартиру в Риме; вилла «Каса Белла» принадлежала Амбер всецело; кроме того, были завещаны еще небольшие суммы — ежегодные перечисления на счет Кристины и тот договор, что он заключил около года назад с Шиобан оставался в силе. И последнее, необычное пожелание — мешочек с тремя бриллиантами, что Тео достал из сейфа… тоже завещался Амбер. Она держала желтую, хрупкую оберточную бумагу в ладони, не в состоянии думать ни о ком и ни о чем вокруг. «Почему, Макс?» Так или иначе, он снова поставил ее перед выбором. Даже теперь, после того как он погиб, он заставлял ее принимать решение. Тегаза или семья. Между Танде и семьей Макса. Ее глаза вдруг загорелись; ей нужно выйти отсюда. Она вскочила на ноги и выбежала из комнаты.

Если Амбер думала, что неделя после смерти Макса была самой тяжелой, то глубоко заблуждалась. Все двадцать четыре часа в сутки она осознавала всю правду своего — их — состояния.

Смена отношения к ней не заставила себя ждать. Теперь у нее было все — независимо от настоящего состояния завещанного, все принадлежало ей, а у них, Франчески, Паолы и Киерана… не было ничего. Более, чем ничего, настаивала Франческа… их выбросили, отвергли, растоптали… унизили. Амбер с трясущимися руками настаивала на том, что ничего не будет изменено, пока у нее есть время подумать над тем, что делать, как лучше обустроить всех. Она пошла к Тео.

Неделю спустя она сидела в одном из плюшевых кресел в кабинете Тео, согласившись на бокал вина и взволнованно глядя на юриста.

— Как ты, держишься, дорогая? — спросил он.

— Я не знаю. Вроде бы все в порядке. Я не понимаю, злиться мне на него или гордиться тем, что он обрушил на меня все сразу. Почему именно я? — Она устремила взгляд в свой бокал.

— Кому еще он мог доверять? — проговорил Тео.

Амбер в изумлении подняла глаза. Она никогда не обращала особого внимания на этого добродушного адвоката, который, кажется, служил у Макса всю жизнь. Она смутно припоминала, что Тео присутствовал на семейных празднествах — она даже помнила, как Тео незамедлительно пришел в тот вечер, когда Анджела пыталась покончить с собой… она помнила, как он взбежал вверх по лестнице — Макса тогда не было дома конечно же, — он кричал, чтобы вызвали «скорую», и ни на минуту не оставлял Анджелу… да, он и вправду постоянно был с ними. Она просто никогда не замечала его.

— О, было, конечно, время, когда он верил, что Киеран взялся за ум, — продолжил он тихо, — с тем ночным клубом. Так все хорошо начиналось. Но потом, после всей этой истории с Паолой, — он аккуратно приложил бокал к губам и поставил его на стол, — казалось, все рухнуло. — Амбер удивленно посмотрела на него. Он знал? Тео поймал ее взгляд. — Я был не просто юристом Макса, — начал он после некоторого молчания. — Он был моим другом. Мы вместе выросли.

У Амбер перехватило дыхание. Она впервые услышала, как кто-то говорит о детстве Макса.

— Он никогда не говорил… я совсем ничего о нем не знаю, — почти шепотом сказала она. — Ты… как вы познакомились?

— Ты когда-нибудь слышала об Организации перевозки детей беженцев в годы Второй мировой? — спросил Тео, вставая из-за своего стола.

Амбер кивнула, замешкавшись.

— Дети… Еврейские дети… ты? И Макс?

— Да, мы оба. Мы приехали в разные годы. Я приехал в тридцать седьмом, Макс — в тридцать девятом. У нас не было ничего… мы оба приехали с пустыми карманами. Но нас поместили в приют на Нисден-Лейн. Мы совсем не общались там — он был старше меня года на два. Но совершенно случайно мы встретились через несколько лет. Он тогда уже был женат на твоей матери. Он вспомнил меня. Я как раз начинал свою карьеру юриста, работая в «Розенцвейг и Гутман», большой еврейской юридической компании. В то время мы предъявили иск Сэйнсбери, мы требовали от него закрытия маленькой мясной лавки на Коммершал-Роад… Я хорошо это помню. — Тео замолчал и сделал глоток вина. Амбер молчала в ожидании продолжения. — Дело мы, конечно же, проиграли… но Макс тогда подошел ко мне. Мы немного поговорили. Он попросил связаться с ним, как только я получу должную квалификацию. — Он пожал плечами. — Я так и сделал. Это было почти тридцать лет назад. — Он снова глотнул вина. — Макс был добр ко мне. Все, что я смог заработать, все благодаря ему. Он сводил меня с нужными людьми, давал деньги взаймы, когда это было необходимо, — он ведь крестный моему сыну. — Амбер почувствовала знакомые теплые капли слез на щеках.