Рядом с магнитофоном, изначально незаметный в его тени, стоял предмет, в котором Вадим не сразу опознал домашний портативный кинопроектор, коробка с пленками была тут же. Машинально тронув держатель со штырем для пленки, Вадим поднял его вертикально до щелчка и вернул в прежнее положение. В коробку с пленками, примерно представляя, что там может быть, и решив поберечь собственную психику, он предпочел не заглядывать. Приоткрыв незапечатанные створки картонного ящика, Вадим приподнял его содержимое и, рассмотрев на весу, поставил на пол – в полиэтиленовой прозрачной упаковке было несколько десятков твердых, плотно упакованных плюшевых медведей. Еще раз взглянув на них, он прошел в следующую комнату.

В длинном, уходящем в перспективу помещении, рядом с грудой коробок с надписями «Активные элементы водоочистки» и пакетами с хлоркой стоял вскрытый ящик с противогазами. Бесконечные ряды двухъярусных кроватей тянулись вдоль обеих стен.

– Вот что, – сказал Вадим Ратмиру. – Заменим-ка мы наши дохлые респираторы на настоящие противогазы. Мало ли что может случиться.

Сняв рюкзак и выбросив респираторы, он туго набил его упаковками с противогазами. Затянув его, он взглянул на стоявшую рядом на полу их собственную поклажу – коробку с телескопом и клетку с петухом. Ладно – петух, подумал он, петуха жалко, но объясни мне, ради бога, зачем ты тащил два километра по туннелю коробку с телескопом? Да, инерция мышления – могучая вещь. Подумав, он придвинул коробку с телескопом ногой к стене. Давно, еще у шлюзов, подумал он, надо было оставить его. Хотя, с другой стороны, нечему особенно и удивляться, в конце концов. Идти в подземелье с телескопом – это как-то очень по-нашему. Подняв клетку с петухом и передавая ее Ратмиру – петух сидел, нахохлившись, вцепившись когтями в дно клетки, – Вадим вдруг увидел примотанную проволокой к прутьям клетки маленькую картонную карточку с неровными краями. На карточке от руки дрожащим прыгающим почерком было написано «петух Петя». Ну вот и познакомились, подумал Вадим. Передав клетку Ратмиру и забросив на спину рюкзак, он вышел из комнаты в туннель. Они пошли дальше.

Ладно, подумал Вадим, – по крайней мере, мы дошли до территории хоть каких-то изменений. Иностранные завоеватели, вторгавшиеся в Россию, всегда сетовали на однообразие бесконечного ландшафта. Сюда бы их. Пройдя, по ощущениям, несколько сот метров, в свете потолочного фонаря он увидел слева зияющую тьмой широкую прореху в стене. Боковой ход. Подойдя и включив фонарь на каске, он осветил его. Такая же довольно широкая каменистая тропа уходила в глубину, фонарей в потолке не было, видно было, как уже в нескольких метрах от входа она изгибается, уходя куда-то в сторону. Отступив на шаг, осветив стену у входа, Вадим увидел рисунок и насколько надписей – и то и другое было сделано жирным мелом на свободном от кабелей пространстве. Верхняя была более крупной, в одну строку:

Под надписью на всю высоту стены было изображение тощего диггера в каске с уныло повешенным носом, похожим на градусник.

Справа от него были две надписи, сделанные, судя по степени стертости, в разное время и разным почерком.

Чуть ниже была другая:

Прекрасно, подумал Вадим, по крайней мере, этот район посещаем. Привет Южному псу от ветеринаров-общественников. Шире шаг, братья по разуму близко.

Через сотню метров, опять слева, боковой ход возник снова. Рядом с ним стоял на полу полуискрошившийся траурный венок, на вбитом в стену четырехгранном стальном костыле, какими прибивают шпалы, висел колокол, похожий на корабельную рынду, с привязанной к языку ленточкой. Надпись мелом гласила:

Потянув за ленточку и негромко ударив в колокол, Вадим двинулся дальше. Вечная память Рассеченному, подумал он. Хорошо бы нам тоже дойти до конца. Разница только в том, что в любом случае колокол в честь нас не поставят. Что ж, такова наша судьба. «Запомни нас такими, каковы мы есть, незнакомец. Мы те, по ком не звонит колокол».

Что-то изменилось в туннеле, исчезли, уйдя в стены, кабели и провода, свет фонарей под потолком стал красноватым, стены сделались будто бы чернее. Пройдя еще один боковой ход, Вадим, уловив что-то белеющее во тьме и, включив фонарик на каске, увидел огромные, тянущиеся вдоль стены надписи белой краской.

Поэтичный народ диггеры, подумал Вадим. Наверно, будут еще послания. Ну а к неизбежному я всегда готов. Они прошли еще метров сто. Туннель внезапно резко расширился и стал выше, в правой его части, после массивного, из двух железобетонных плит, отбойника возник уходящий в перспективу рельсовый путь. Разошлись в обе стороны боковые ходы с отнюдь не кустарными, а сделанными четко по трафарету вполне легальными стрелками и надписями: «к блоку № 3» и «к блоку № 4». Тепло, еще теплее, подумал Вадим. Техногенные элементы в ландшафте множатся. Сколько мы уже прошли – километра три, не меньше. «Верным путем идете, товарищи». Пройдя еще сотню метров, увидев впереди слева что-то выступающее из стены и включив фонарь, он невольно вздрогнул – на массивном крюке, вбитом почти под самым потолком, тихо и неподвижно висел удавленник. На мгновенье оторопев, спешно подойдя и осветив фонарем длинную бледную фигуру, он вздохнул с облегчением – это был искусно выполненный муляж из одежды, набитой, по-видимому, поролоном и песком, – голова, закрытая капюшоном, не давала издали различить подделку. Оглянувшись, чтобы проверить, как все это воспринял Ратмир – лицо Ратмира было, как всегда, неподвижно и бесстрастно, – Вадим, сплюнув, двинулся дальше. А диггеры, оказывается, ребята с юмором, подумал он. Ну и хрен с ними. Идем и не оглядываемся. Это твой выбор, Сизиф. Пройдя еще метров двести и вновь увидев слева боковой ход и что-то белеющее около него, он вновь включил фонарик. Надпись имела вид некоего изображенного на стене свитка и была выполнена кисточкой, в подражание китайской каллиграфии.