— Забудьте об изображении. Слушайте как постороннего человека, а потом скажите мне, не почувствовали вы что-то необычное в словах Мартина. Это может быть все, что угодно. Неуместно употребленное слово. Модуляция голоса. Все имеет значение!

Удивившись, я надела наушники и прослушала сообщение второй раз, сидя с закрытыми глазами.

— Ну, вы уже заметили? — нетерпеливо настаивал он.

Даджян смотрел на меня с улыбкой, словно решение этой загадки было под силу даже ребенку.

— Не знаю, это ли вы имели в виду, — неуверенно молвила я, — но, кажется, в этой записи были какие-то технические проблемы со звуком. Два раза громкость усиливается, словно Мартин повышает голос.

— Именно!

— Именно? И что это значит?

Даджян убрал iPad в рюкзак парня с татуировкой и снисходительно посмотрел на меня:

— Вы могли бы вспомнить те две фразы, когда ваш муж говорит громче?

— По-испански?

— Ну конечно. Само собой.

— Первая — это… — Я лихорадочно вспоминала. — Это «С обороной и заступничеством Санта-Марии, о новой…». А вторая в конце — «указана в виденьях».

— Отлично! Вот вам и разгадка! Вы еще не поняли?

Опешив, я взглянула на Даджяна. Похоже, бедолага свихнулся. Ни в одном из этих слов не наблюдалось ни малейшего намека на церковь Санта-Мария-а-Нова.

— Видите ли, госпожа Фабер, — произнес армянин, наконец сжалившись надо мной, — ваш муж, как и многие века назад его обожаемый Джон Ди, прекрасно овладел искусством включать тайные послания в обычную речь. В АНБ его специально обучали этому, и, поверьте уж, наставниками его были лучшие специалисты. Таким образом, когда его попросили обратиться с заявлением, чтобы привлечь ваше внимание, Мартин прибег к технике кодирования, столь же простой, сколь и незаметной для непосвященных. В Средние века ее называли «фонетическая каббала». Слышали про такую?

Я отрицательно качнула головой.

— Этого я и боялся, — улыбнулся он. — Как я уже говорил, очень просто разобраться, если знаешь эту технику. Речь идет о некой дисциплине, достигшей своего апогея во Франции, поскольку в этой стране устная речь и письменная не совпадают с такой точностью, как в испанском, и поэтому допускают двоякую интерпретацию. Если, к примеру, вы скажете вслух «par la Savoie» (в Савойю), ваш собеседник может ошибочно понять «parla sa voix» (говорит своим голосом), поскольку произносится все одинаково. Джон Ди пользовался подобными речевыми фокусами в своих лекциях в Европе, прямо под носом у толпы передавая тайную информацию посланникам ее величества Елизаветы Первой. Мартин пришел в восторг от этого искусства и отточил его до совершенства за годы работы на американскую разведку, играя на разнице произношения и написания в английском и испанском.

— Я об этом понятия не имела, — вздохнула я.

— Как ни странно, омофония, как сегодня называют подобные головоломки, срабатывает лучше, если ты не владеешь языком, на котором эти фразы сформулированы. Если испанец услышит «С обороной и заступничеством Санта-Марии, о новой», — с подчеркнутым ударением произнес Даджян, — он поймет сообщение в прямом смысле. Но кто-то, не говорящий по-испански и привыкший к подобным трюкам, сможет обнаружить иной смысл. Подлинный.

— И что, по-вашему, означает?

— Именно то место, куда мы направляемся, сеньора, — усмехнулся он. — Санта-Мария-а-Нова.

— Не понимаю.

— Если я не ошибаюсь, по-испански это звучит как «собор Нойи Санта-Мария-а-Нова».

«И это называется фонетической каббалой?» — проворчала я про себя.

Мне вспомнились детские игры, которыми мы в свое время развлекались на переменках в школе. Фразы с двойным смыслом вроде «покалечилась — пока лечилась» или «мы женаты — мы же на ты». Или тот известный каламбур Франсиско де Кеведо, который на спор прилюдно намекнул вспыльчивой королеве Марианне Австрийской на ее хромоту. Рассыпавшись в комплиментах в отношении ее добродетели и набожности и пеняя на собственную греховную суетность, он произнес:

О, сколь несхож гвоздики алой с белой розой лепесток!

Вы благочестья храм, а я лишь прах у ваших ног![18]

Я промолчала. Мне пришло на ум еще одно соображение: дело в том, что церковь Санта-Мария-а-Нова, построенная в XIV веке, имела одну особенность, не встречающуюся ни в одной церкви более: здесь хранилось самое крупное собрание могильных камней, привезенных со всей Европы. В народе ее окрестили Храмом надгробных плит.

Если одна из этих плит была той могилой, что мы ищем, очевидно, армянин сумеет помочь мне ее найти.

— Тогда скажите, господин Даджян, что означает «указана в виденьях»?

Мрачная улыбка появилась на его губах.

— Наберитесь терпения. Именно эта фраза должна привести нас к нужной могиле.

Роджер Кастл был уверен, что кто-то из всемогущего Агентства национальной безопасности играет с ним в прятки с того самого момента, когда он занял Овальный кабинет. Нельзя сказать, чтобы он вообще хорошо относился к тайным службам: во время своей последней предвыборной кампании он ратовал за сокращение на десятизначную сумму их бюджета, вынимаемого из кармана налогоплательщика, чем приобрел себе влиятельных противников в этих кругах. Но сейчас, после двух лет пребывания во главе исполнительной власти, Кастл осознал, что явно их недооценивал. Даже его убедительная победа в голосовании не помогла ему одолеть этот барьер. По крайней мере, барьер «великой тайны».

Великая тайна.

Термин звучал так, словно был заимствован из лексикона Голливуда. Из тех второсортных фильмов, в которых рассказывается о замороженных в криогене инопланетянах, найденных в какой-нибудь пустыне на юго-западе страны. Но за этим штампом скрывалось нечто крайне серьезное. Время от времени пресловутая фраза всплывала то в высших эшелонах власти, то на светских раутах, ставя президента в более чем неловкое положение. Когда ему задавали вопрос, он привычно лгал: «Никогда о таком не слышал». Но при этом испытывал невыразимую досаду. Он олицетворял верховную власть Соединенных Штатов, и, честно говоря, его безумно раздражало, что он не понимает, какого черта все это значит. Какое-то время президент просто не обращал внимания, полагая, что речь идет о некой шутке для внутреннего употребления, принятой в кругах разведки. Ему хотелось думать, будто «великая тайна» состоит в том, что нет никакой великой тайны. Однако совесть подсказывала, что не обращать внимания вовсе не означает забыть.

Кастлу лучше, чем кому-либо другому, было известно, что это слишком давняя история, чтобы ее проигнорировать.