Флори показывает мне палец. Заслужил. Потом поворачивается, входит в дом и хлопает дверью. Я мог бы припарковаться, зайти и извиниться, а потом даже попытаться поцеловать ее. Но я люблю Хлою. Жму на газ, и тут что-то ударяется о машину. Чашка. Пластиковая чашка с надписью Университет Брауна падает на землю. Флори начинает плакать, но не выпускает кошачий поводок.

Останавливаюсь. Сердце спокойно. Бьется ровно.

Я выхожу, иду к ней, и она напрягается, говорит, что у меня нет права преследовать ее. Я извиняюсь.

— Не здесь. — Она оглядывается и ведет меня к себе.

Я мог бы уйти. Должен был бы уйти. Я не поцелован-исцелен. Постоянно думаю, как мгновенно это случилось с Хлоей. Полная противоположность тому, что с Флори, у которой нет ни кровотечения из носа, ни даже признаков слабости. Она обматывает вокруг запястья поводок, жалуется, что не может найти кота. Не знает, на что бы ей подцепить меня. Я обнимаю ее, и она не сопротивляется. Говорит, что скучала. «Мне было так хреново… правда. Думала, между нами что-то возникло…»

— Я тоже так думал.

Она отстраняется и ведет меня от рыбок к кухне. Вонь оттуда такая, что я едва сдерживаюсь.

— Надо бы почистить кошачий ящик, но я где-то читала, что так делать нельзя, потому что запах — это дом, а если я все выброшу, то кот может и не найти дорогу домой.

Я беру ее за руку.

— Он вернется. У него есть ты.

Флори смеется. Видно, что в последнее время она много плакала.

— Знаешь, так плохо. К чему только не привыкаешь, когда живешь один.

Она выключает свет и проверяет кошачью дверь. Кормит рыбку. Говорит, что после того, как сбежал кот и пропал я, снова стала принимать золофт.

— Вы, парни, просто не представляете, что делаете с нами.

— С вами, девчонками, та же беда.

— Ты серьезно? — Флори смотрит на меня недоверчиво. — Потому что не можешь попользоваться мной прямо сейчас. Если так думаешь, ты мне здесь не нужен.

Перед глазами Хлоя и он. Я выталкиваю их, но Флори все равно качает головой.

— Не делай так.

— Не делать как?

— Не думай о ком-то еще, когда ты в моем доме.

— Я и не думаю.

— Не лги. Просто не думай. А если вдруг начинаешь думать, возьми и остановись.

Она срывает с себя топ и выставляет свои груди всему свету, который в данном случае представляю я один.

— Вот это я. И меня вполне это устраивает. Не исчезай просто так. Я обойдусь без тебя, но ты мне нравишься.

— Хорошо. — Я придвигаюсь ближе, но ничего не происходит.

Она похлопывает меня по груди.

— Идем.

Иду за ней в спальню, и она просит закрыть дверь.

Стены здесь белые, постель разбросана, и комната напоминает больничную палату. Рыбок нет. И безделушек никаких нет. Там, как я догадываюсь, все было для посторонних, для гостей. А здесь она живет, здесь изводит себя. Она снимает трусы и идет ко мне. Раскрывается, предлагает себя, целует.

Я тоже целую ее, вспоминая, как мы делали это в прошлый раз. Трогаю ее груди, и она не останавливает меня. Елозит по мне, сует мне в рот язык. Она такая медлительная, такая мягкая и бархатистая, сироп, черепахи и старики в креслах-качалках; все медленное, неспешное и неторопливое — это она, это все в ней, и оно надвигается на меня, и я уже хочу ее, чувствую ее и отпускаю тормоза. И вот тогда…

И вот тогда…

Она уже не целует меня. Не дышит.

Кап. Кап. Этот тяжелый запах, удушливый. Нет, нет. Она закидывает голову, глаза набухают, нет, нет, руки цепенеют. Вот так люди и умирают. Жуткая картина. Шея вытягивается, жилы напрягаются. Только что она была как черепаха, а сейчас уже как студень. Энергия вырывается со свистом — ууушшш, рррннн, секундный ужас тишины и бух. Тело валится на кровать.

Я убил ее. Да, я убил.

Открываю дверь спальни. Все ясно.

Рыбы.

Я бегу от аквариума к аквариуму. Одни живые, другие дохлые. Да, рыбы дохнут, но здесь другой случай. Всех этих рыбок убил я.

Вонь.

Я открываю кладовку на кухне. Чтобы добраться туда, приходится убирать хлам. Отбрасываю старые тряпки, журналы, зонтики, и вот наконец он, Фронтмен Muse. Мертвый.

Его тоже убил я. Убил, когда поцеловал ее три дня назад. Дело не в иммунитете Флори и не в страсти. Я обманывал себя, и вот результат — Флори и ее милый котик на подоконнике мертвы. Флори так и не узнала, на что я обрек ее. Я рисковал ее жизнью. Я сделал то, что сам себе пообещал не делать. Я провел эксперимент на другом человеке, поступил с ней так, как Роджер поступил со мной. Ты то, что ты ешь. Флори не подписывала никаких бумаг и ни на что не соглашалась. Она уже не узнает, что была права, когда сказала: «Вы, парни, убиваете меня».

Я иду в спальню и плачу над ней, потому что она должна знать, что оплакана. Я говорю, как мне жаль.

На ночном столике стоят таблетки. Бедная Флори. Пузырьки с прилепленными инструкциями. По телевизору идет без звука «Спящая красавица». Ее убили не таблетки. Ее убил я.

Потому что уже должен был понять, понять раз и навсегда и выбросить из головы все надежды на завтра, на исцеление. Я — монстр. Я — Провидение. Она хотела сохранить Провиденс паранормальным, а я убил ее.

Если есть такое место, как ад, то после смерти я отправлюсь туда.

Эггз

Глядя на некоторых девушек, вспоминаешь строчку из песни Брюса Спрингстина: «Пусть не красотка ты, но ты в порядке». Вот женщина в моем вкусе — шероховатая кожа, готовая улыбка, глаза, которые могли бы быть чуть больше, такой же рот и ноги, которые могли бы быть и поменьше. Когда такая женщина берет вас на прицел, мир раскрывается и засасывает вас — это секс, это жизнь, это то единственное, что вы можете получить только от женщины. Такие мысли приходили мне в голову, когда мы сошлись с Ло. И то же самое я думаю об этой бедняжке, этой несчастной девушке, Флори Сьюзен Крейн. Так бывает — взглянул на человека один лишь раз, и он уже тебе нравится.

Мне нравятся ее родители — за то, что дали ей второе имя Сьюзен. Мне жаль девушку. Я знаю, что случилось. По словам соседей, она не могла найти своего кота — Фронтмена Muse — и очень из-за этого переживала, а потом обнаружила его в кладовой. На столике таблетки. Открытые пузырьки.

Девушка в большой футболке, с грязными от гравия подошвами.

Почему она вышла на улицу босая? Искала кота.

Внутренний голос просыпается. Я пишу Стейси: «Сейчас буду. Уронил телефон под кровать…»

Что-то подсказывает мне, что эту футболку сама она не надевала. Ящик в комоде задвинут не до конца.