Камера приближается к девушке-дефу. У неё длинные бесцветные волосы, растрепавшиеся по подушке. Девушка не старше пятнадцати лет. Она плачет, но рот у неё чем-то заткнут, и кричать она не может. На девушке белый балахон, так похожий на больничный халат.

Оскар подходит к девушке:

– Итак, требуется всего одна доза. Я предпочитаю вводить вещество внутривенно, хотя и близок к разработке перорального раствора.

Оскар склоняется к девушке и быстро делает ей укол в шею. Пациентка изгибается и трясётся в конвульсиях. Оскар поворачивается к камере:

– Это самая тяжёлая стадия. Мы добились успеха в семидесяти процентах случаев, и я надеюсь, что со временем дойдём до девяноста. Невезучие умирают. Но те, кому повезло, меняются на уровне ДНК. Повышается иммунитет, замедляется старение, улучшаются качество мышечной ткани и связи между нейронами. Внешние изменения мы пока оставим хирургам и гормональным препаратам. Это мы обсудим позже. Я понимаю, что многих из вас куда более интересует ответ на конкретный вопрос. И я на него отвечу. Да! Любой из дефов, успешно перенёсший процесс обращения в гема, переживёт вирусную атаку, направленную против дефов.

От ужаса слова застревают в горле, и я одними губами произношу, повернувшись к Кейти:

– Вирусная атака против дефов?

Подруга трясёт головой, как будто не в состоянии поверить в услышанное.

Девушка рядом с Оскаром извивается на кровати, но он даже не смотрит в её сторону. А потом она вдруг успокаивается. Аппарат, к которому она подключена, продолжает уверенно попискивать. Девушка открывает глаза, и Оскар гладит её по голове:

– Не бойся, малышка. Всё прошло. Теперь ты гем.

«Вирус против дефов. Так вот что в канистре, которую спрятал Нейт».

– Всё ясно, – шепчу я Кейти. – Вот и конец истории. Бабба сказала, что я должна спасти дефов. Нужно сделать так, чтобы канистра не взорвалась, и тогда мы отправимся домой.

Кейти открывает рот, чтобы ответить, но мы одновременно цепенеем, услышав шаги. На этот раз они доносятся не из вагона, а снаружи. Оторвавшись от щели в металлической стене, мы едва дышим от охватившей нас паники, но всё же медленно пробираемся к торцу вагона. Отсюда до чернеющего зева тоннеля совсем недалеко. Кейти бегом устремляется вперёд, я следую за ней, но ноги скользят на рельсах… я падаю и сдавленно вскрикиваю от боли. Внезапно меня сзади хватают сильные руки, а хриплый голос кричит в самое ухо:

– Попалась, шпионка!

Кейти оборачивается. Даже в темноте тоннеля я вижу, как она открывает рот, собираясь закричать.

«Беги! – одними губами говорю я. – Зови на помощь».

Кейти срывается с места и быстро исчезает в темноте, а меня тащат обратно, к свету.

– Виола —

Хвостуны заталкивают меня в вагон. Внутри пахнет гемами: деньгами и привилегиями, дорогим одеколоном и коньяком. От этого запаха у меня сводит желудок. Подходит Говард и с кривой ухмылкой спрашивает:

– Кто же ты?

У меня двоится в глазах. Изо рта не вырывается ни звука, и я просто моргаю изо всех сил.

– Нейт, ты её знаешь?

Нейт подходит к нам и ошеломлённо таращит глаза.

– Она недавно приехала к нам с подругой. Я рассказывал о них тогда, на ничейной земле.

– Сними капюшон, детка, – каменным голосом произносит Говард.

Трясущимися руками я тяну капюшон, но он не поддаётся, ткань липнет ко лбу. Да, кое-что я упустила. А вдруг среди этих гемов найдутся те, с особенной памятью? Они меня вспомнят. Они-то знают, как я притворялась Розой. И вот я снова перед ними, стою, наконец стянув капюшон на плечи. Как в клетке со львами.

Как будто в ответ на мои страхи, раздаётся удивлённый голос.

– Подождите…

Я поворачиваюсь, пытаясь различить в толпе заговорившего.

– Я знаю эту девушку, – слышу я. – Президент захочет с ней встретиться… непременно.

Голос доносится сверху, и он принадлежит Оскару, учёному на голограмме.

«Наверняка у него улучшенная память. Вот чёрт».

Я оглядываю вагон в поисках выхода.

Говард поворачивается к Оскару.

– О чём ты? Откуда ты знаешь эту девушку?

Джереми Харпер выступает вперёд.

– Какая разница. Она шпионка дефов. Перепуганная девчонка уже наложила в штаны. Убьём её – и нет проблем.

– Нет! – кричит Нейт. – Это ошибка.

Все поворачиваются к Нейту.

– Я её знаю, – говорит он. – То есть… по-настоящему знаю. Правда, не могу понять откуда.

«Нейт меня вспомнил? Но тогда, у костра, когда казнили Баббу, он меня не узнал. Что же изменилось?»

Вдруг слышится птичья песня и шелест крыльев. Выглянув в потускневшее от времени окно вагона, я ожидаю увидеть стаю птиц, но вижу только своё перепуганное отражение.

– Она – дополнительный персонаж. Однажды эта девушка заняла место Розы и прошла полный круг. Её нужно отвезти к президенту. Он решит, что с ней делать.

Говард фыркает от смеха.

– Дядя точно её казнит, что же ещё? Вместе с остальными паразитами.

– Нет, – отвечает Оскар. – Она пригодится нам живой.

Говард повышает голос и, брызжа слюной, выкрикивает:

– В отсутствии дяди власть принадлежит мне!

Нейт в панике поворачивается ко мне.

– Дополнительный персонаж? Круг? О чём они говорят?

Ко мне неожиданно возвращается голос, и я едва слышно произношу:

– Нейт, я твоя сестра.

Голос Нейта тонет в споре Оскара и Говарда, которым вторят недовольные гемы, но я читаю по его губам:

– Моя сестра?

– Нейт, посмотри на меня. – Взяв в руки его лицо, я пристально смотрю ему в глаза и тихо напеваю знакомую с детства мелодию:

– Песня, – произносит Нейт. Его глаза наполняются слезами. – Откуда ты её знаешь?

Не отвечая, я пою, с болью выговаривая каждое слово:

– Здесь никто не знает эту песню, только я, – шёпотом признаётся Нейт. – Я слышал её во сне.

– Эту песню пела нам мама.

На лице Нейта появляется выражение, какое бывает при острой боли или от невероятного блаженства.

И в ту же секунду Оскар выкрикивает так громко, что дрожат металлические стены старого вагона: