— Я хочу, чтобы вокруг были люди, — упрямилась она, — чтобы если я передумаю, я смогла встать и уйти.

— Я понял. Ресторан «Ван Гог» вас устроит? Тот самый, где мы с вами встречались в прошлый раз? Любое помещение на выбор вплоть до кабинета директора.

— Это его ресторан?

Павел не стал врать, и это единственное, что ее могло утешить во всей этой истории.

На собственную свадьбу Катя явилась вовремя. Накануне Чистяков прислал вердикт юристов, что в их браке у ее будущего мужа гораздо больше обязанностей, чем у самой Кати. С жирным таким намеком, что, видимо, мужик вовсе тронулся умом, предлагая ей внушительную часть своего состояния, и она будет последней дурой, если не подпишет контракт.

Это посеяло еще большие сомнения. Катя не поленилась, пробежала глазами список недвижимости, которую щедрый супруг собирался ей отвалить, а еще ценные бумаги, акции… В душе поднималось жгучее чувство вины перед сестрой — Алка так мечтала выйти за него замуж, но тогда Александр недвусмысленно дал понять, что жениться не собирается, цинично отправив ее в клинику.

Почему же теперь так? Что изменилось? Катя понимала, что сознательно демонизировала его образ, возможно, он не такое и чудовище. Но даже просто назваться женой мужчины, который спал с ее сестрой, называл Фиалкой, от которого она родила детей, Кате казалось кощунством. Она чувствовала себя виноватой едва ли не в том, что Александр бросил Аллу, и только сегодня с утра уже трижды успела перезвонить Павлу с просьбой отменить бракосочетание.

Павел с напускным спокойствием ее выслушивал, затем ровным тоном спрашивал, в качестве кого Катя видит себя возле детей. Раз она даже вызвалась наняться няней к малышам, на что Павел поднял ее на смех, а затем ядовито поинтересовался, каким образом она планирует сопровождать их за границу.

— Как супруга Александра Арсентьевича вы сразу же получаете вид на жительство, — скучным голосом говорил он.

— А он у него есть? — спрашивала Катя, понимая, как глупо это звучит.

— Конечно. У Александра Арсентьевича «золотая» виза и карта резидента. Вы и дети, как его семья, автоматически получаете право на легальное проживание. Няню же предпочтительнее нанимать из местных.

Катя еще немного ерепенилась, а потом сдавалась, чтобы через время перезвонить и по новой завести старую пластинку. И вновь Павел возвращал ее к действительности, она прониклась к этому парню настоящей симпатией, сама бы она себя уже давно послала.

И еще был Клим… Даже на пороге ресторана Катя не переставала смотреть по сторонам, в глубине души признаваясь себе, что до последнего ждет его, ждет объяснений, признаний, да простой встречи. Ведь не мог он ее вот так бросить  из-за какого-то дерьмового проекта, кто угодно, только не Клим. Воображение рисовало его, врывающегося в ресторан, отбрасывающего от нее Александра — должен ведь тот явиться на собственную свадьбу? — хватающего Катю в охапку и увозящего на байке пусть даже в свою съемную квартиру.

Но Клим так и не появился. Когда Катя вошла в полумрак «Ван Гога», было семь вечера, Павел объяснил это тем, что регистрационную книгу раньше не получится вынести из ЗАГСа. Из зала доносились переливы клавиш — в «Ван Гоге» всегда была живая музыка, играли классику, и Катя вдруг успокоилась. Посмотрелась в зеркало. Платье долго выбирать не пришлось, у нее уже было подходящее — черное, конечно же, а какое еще она должна была надеть в такой праздничный день?

Ее провели на террасу, Павел уже был там с какой-то теткой из Катиного глубокого детства. «Сотрудница ЗАГСа! Ну да, это же мы с Александром должны расписаться в регистрационной книге». Осознание того, что она пришла раньше жениха, неприятно заскреблось под лопаткой. Не хватало теперь, чтобы Александр думал, что она бегом бежала за него замуж и под рестораном торчала полдня, лишь бы не опоздать.

Немедленно захотелось уйти, и лишь широкая улыбка Павла останавливала.

— Катерина, вы прекрасны! — интересно, он так скалится в самом деле от того, что она такая сногсшибательная, или же от радости, что ему больше не придется с ней возиться? Тем временем Павел взял со стола огромный букет роз потрясающе нежного оттенка и вручил Кате. — Это вам от мужа.

— А разве его не будет? — удивленно спросила, осторожно держа розы, чтобы не уколоться. Павел и тетка переглянулись.

— Нет. Он за границей. У меня генеральная доверенность на все полномочия от его лица, — ответил Павел отчего-то совершенно виноватым тоном, и Катя отвернулась, силясь не выдать разочарования.

Больно нужен он ей здесь, сказано, что брак фиктивный, пусть и таскается по свету, он и с Фиалкой когда встречался, вечно его где-то носило, Катя даже язвила на этот счет. Воспоминания о сестре отозвалось болезненным спазмом, и она с сомнением уставилась на раскрытую перед ней регистрационную книгу.

Со сцены полилась знакомая мелодия, Катя прислушалась. «Лунная соната», Бетховен, как же ей она нравится! Закрыла глаза, чтобы лучше слышать, не желая спугнуть щемящее чувство, рождающееся под звуки музыки настолько прекрасной, насколько может быть красива боль неразделенной любви и горечь безвозвратной потери.

Тетка из ЗАГСа что-то спросила, потом, не дождавшись ответа, пристала к Павлу, но Катя не слушала. Она жадно впитывала каждую ноту, поражаясь, разве можно ТАК любить и страдать, чтобы вместо непроглядной тьмы, какая сейчас царит в ее сердце, выдать в вечность мелодию, таящую столько светлой тоски?

Пальцы неосознанно перебирали шелковые лепестки роз и поглаживали стебли, обходя острые шипы. А потом в голове словно включился тумблер и сработал датчик, внезапно Катя поняла, что не имеет права становиться чьей-то женой пока не поговорит с Климом. Ведь это так просто, поговорить и выяснить, почему он приходил ночью, почему повторял, что любит, а потом просто исчез, разве она имеет право вот так все… похерить?

Открыла глаза, встала, но тут ноги подкосились, и она рухнула обратно, обнаружив, что не хватает воздуха даже на один вдох. Схватилась за розы и сжала длинные стебли, не чувствуя, как острые шипы вонзаются в ладони. Кажется, она просто утратила способность не то, чтобы чувствовать, а вообще жить. И лишь смотрела, сильнее сжимая пальцы, как по залу ресторана прямо на нее идет Аверин с Лизой, положившей руку ему на локоть.

Аверин шел как крейсер, грудью рассекая воображаемые волны — он всегда так ходил, даже если это был узкий проход офиса, ей всегда казалось, что разворотом широких плеч он прокладывает себе путь. Лиза не поспевала, или делала вид, что не поспевает. Проходя мимо, споткнулась и схватилась за локоть Клима обеими руками, и во взгляде, поспешно брошенном на Катю, мелькнуло торжество.

Если бы это Катя споткнулась и вцепилась ему в локоть, он бы накрыл обе ее ладошки одной своей, а потом бы еще поцеловал машинально в висок или куда смог дотянуться. Катя едва не рассмеялась собственным глупым мыслям: «Ты неисправима, уже выискиваешь, что у них с Лизой «не так»? Он здесь со своей прежней любовью, а ты сейчас подпишешь брачный контракт и станешь женой мужчины, которого в глаза не видела».