Девушка хорошо понимала, что он имеет в виду, и попыталась сменить тему:

– Откуда вы родом?

– Южная Каролина. Спартанберг. – Произношение у него было протяжным и гладким. Он был в веснушках, не красавец, но привлекательный и уверенный в себе, и напоминал фермера.

– А кому вы хотели бы написать письмо? – поинтересовалась она.

– Маме. – Он улыбнулся. – А вы замужем?

– Нет.

– Но парень-то у вас есть?

Глаза у него начали стекленеть. Она знала, к чему идет: у Купидона не было ни единого шанса в битве с морфием.

– Нет. А теперь расскажите, о чем бы вы хотели написать.

– Выйдете за меня?

Взгляд парня сонно затуманился. Леонора отложила ручку в сторону и укрыла его простыней:

– Боюсь, сейчас в вас говорит морфий.

Он запротестовал, но язык у него заплетался:

– Мужчина знает, когда он влюблен.

– Вы даже не знаете, как меня зовут.

– Конечно знаю. – Он уставился на бейдж у нее на груди. – Вы Клара. Клара Д.

– Это не настоящее мое имя.

– Конечно, настоящее! Я же вижу. Нехорошо насмехаться над калекой, Клара! Так что ты мне ответишь? Выйдешь за меня, крошка?

Она нежно похлопала его по здоровой руке:

– Я польщена, но только из-за этого не выйду замуж ни за тебя, ни за кого-то другого. – Эти слова удивили ее саму, поскольку сказаны они были от всего сердца.

– Ну конечно, – саркастически заметил он и устало закрыл глаза, сдаваясь в борьбе с морфием и ее рукой. – Я понимаю тебя, Клара. Ты выйдешь замуж. Хорошие девушки всегда выходят.

Прошло несколько недель. Светил молодой месяц, и газовые фонари около клумб с розами освещали усыпанную гравием дорожку. Но вот они остались позади, и уже не было видно кирпичного особняка, а сад казался уединенным местом. Теплый воздух был пропитан ароматом роз. Леонора шла, придерживая края наброшенного на плечи большого шелкового платка.

– Вот вы где. – Из тени появился Алекс. – Вас ищет тетушка. Вот-вот начнется прием. – Он взглянул ей в лицо и подошел ближе. – Что-то случилось?

Леонора бросила взгляд в сторону дома.

– Я неважно себя чувствую… в обществе.

Он рассмеялся и поцеловал ее в висок:

– Но прежде у вас не было меня в качестве кавалера.

От него исходило странное тепло, по сравнению с которым окружающий воздух казался холодным. Леонора приблизилась, ощутив рукой гладкую ткань его пиджака. Его большой палец приятно коснулся ее мизинца. Он взял ее за руку:

– Но ведь есть еще что-то, так? Вы что-то притихли, вернувшись из госпиталя.

– Как вы думаете, война еще долго продлится?

– Долго. Такие столкновения быстро не заканчиваются, кровь слишком густая штука.

Перед глазами проносились страшные картины: раненые британские солдаты, которых в критическом состоянии переправляли в Штаты, – сгустки боли, не вмещавшиеся в человеческое тело… Если эта жестокость продлится и дальше, будут новые парни и новая боль, и человеческая жестокость станет распространяться, как чума.

– Во время войны есть те, кто от нее страдает, и те, кто на ней процветает, – поучительно заметил он. – Я, например, не хочу относиться к страдающей части.

Алекс коснулся пальцем лица Леоноры, провел им по щеке и приподнял ее подбородок. Казалось, он не двигался, но вдруг оказался совсем близко. Он медленно наклонился и коснулся ее губ своими, нежными и мягкими, как лепестки цветов. Положив руку Леоноре на талию, он притянул ее к себе. Ее руки обвили его, и это побудило Алекса действовать смелее. Его губы задвигались увереннее, а пальцы пробежали вверх по спине и дошли до лопаток. Ее тело, непривычное к таким прикосновениям, таяло в его руках.

Поцелуй становился все более горячим. Алекс раздвинул ее губы и заставил ее рот приоткрыться. Ощущения оказались слишком острыми и неожиданными, и Леонора отстранилась, оттолкнув его.

С распростертыми объятиями Алекс ошеломленно замер на месте, а потом прикрыл лицо ладонью – тело его содрогалось от смеха:

– Поверить не могу… Вас никогда до этого не целовали, да?

Она отвернулась, готовая провалиться сквозь землю.

– Дорогая, не расстраивайтесь так! – Смех его прекратился, но голос звучал весело. Алекс подошел сзади и взял ее за плечи. – Простите, что я смеялся. Правда, простите.

Она не сдвинулась с места, и он поцеловал ее в затылок.

– На самом деле я нахожу это очаровательным. – Он произнес это возле самого уха, щекоча кожу своим дыханием, и поцеловал ее в шею. – Это просто восхитительно! Неотразимо!

Алекс развернул девушку к себе лицом и снова поцеловал, действуя не спеша и скорее просто лаская ее губы.

– Мы должны делать это медленнее, верно?

Он поцеловал ее в шею, прошелся губами по щеке к мочке уха и прошептал:

– Так медленно, как вы только захотите…

По меркам Файерфилдов, сегодняшний прием был скромным мероприятием, хотя приглашенные гости держали в своих руках бóльшую часть богатства всего Питтсбурга. Монро и Эдмонтоны обладали состояниями, преумноженными трудами многих поколений в сфере банковского дела и недвижимости. Карманы Бикеров и Сотерби грели уже новые деньги, заработанные на управлении ресурсами, инвестициях и строительстве. Судья Ричардсон приехал в сопровождении толпы дочерей, напропалую флиртовавших со всеми мужчинами старше семнадцати и презрительно взиравших на всех женщин без исключения, независимо от возраста. Затем появился целый выводок избранных управляющих высшего звена со сталелитейных заводов мистера Файерфилда – молодых людей, у которых в настоящее время не было своего капитала, но которые в будущем, несомненно, его заработают, поскольку под крылом Оуэна Файерфилда ни один человек надолго бедным не оставался.

На Леоноре было новое платье в духе всего остального, что продолжало появляться в ее гардеробе: глубокие декольте, обтягивающие ткани, шелковые чулки и комбинации, в которых тело казалось скорее обнаженным, чем одетым. Коктейли подавали в гостиной, где проворные служанки незаметно скользили между гостями, подливая в бокалы после каждого глотка. Такие приемы были для Леоноры не в новинку, равно как и сопровождавшая их тревога, поскольку они настойчиво напоминали, что она существует обособленно и не вписывается ни в одну из этих групп. Но сегодня все было по-другому, потому что Алекс стоял так близко, что она чувствовала тепло его тела, так близко, что до нее не доходили ни недовольный шепот дочерей Ричардсона, ни подмигивания молодых управляющих. Его стройная фигура, как щит, прикрывала ее от колкой критики Элеоноры, а интересная беседа спасала от навязчивого хора скучных светских разговоров.