Кроме грузов в трюмах пароходы имели на палубах по четыре миноноски, только что доставленные по железной дороге с Балтики и Черного моря. Эти суденышки предназначались изначально для охраны рейда Владивостока, но после захвата Гензана были запланированы к отправке туда и даже погружены на палубы. Однако после получения запроса с Цусимы снова переадресованы, вместе с самими пароходами, в трюмах которых слегка изменилось содержимое. Основная масса грузов, уже имевшихся на борту, изначально совпадала с заявкой цусимского гарнизона.

Догрузка дополнительными снарядами и кое-чем еще для пострадавших в боях кораблей не заняла много времени, и вскоре, получив приказ: «Срочно начать движение!», пароходы отправились в путь, сопровождаемые броненосным крейсером «Адмирал Нахимов» и номерными миноносцами № 205 и 206, отозванными от корейских берегов. Старшим в конвое был контр-адмирал Энквист, державший свой флаг на «Нахимове».

Из соображений скрытности маршрут был проложен вдали от побережья и рассчитан таким образом, чтобы достичь входа в Цусима-зунд к рассвету 7 июля. На завершающем, самом опасном, участке пути эскорт должен был усилиться всеми наличными боеспособными миноносцами с цусимской базы. Также силами тральных партий и патрульных отрядов Цусимы должна была обеспечиваться безопасная проводка вдоль побережья. Это все оговаривалось в доставленных «Иртышом» приказах и было согласовано по радио.

Вначале все шло по плану. Даже лучше. Ожидавшихся японских дозорных судов у Цусимы не встретили, но усиление эскорта составили только два миноносца. Остальные, как выяснилось, были заняты в перестрелках на ближних подступах к Озаки. Японцы, по неизвестной причине, этой ночью вели себя гораздо активнее, чем обычно.

От варианта переждать неспокойную ночь в Окочи отказались, так как эта стоянка хорошо просматривалась из пролива и в отсутствие флота была не безопасна. Решили прорываться прибрежным фарватером, пока еще не рассвело. Броненосный крейсер, имевший большую осадку, был стеснен в маневре у самого побережья, изобиловавшего подводными камнями, поэтому решили вести его отдельно.

Войдя в западный проход Цусимского пролива, пароходы с встретившими их миноносцами втянулись в фарватер, максимально прижимавшийся к цусимскому берегу, в то время как «Нахимов» со своей парой сопровождающих держался западнее, идя зигзагом и прикрывая от возможных атак. Все огни на нем были потушены, и за соблюдением светомаскировки следили строжайшим образом, чего нельзя было сказать о пароходах.

Оказавшись у конечной точки своего маршрута, их экипажи, судя по всему, расслабились. С флагмана контр-адмирала Энквиста периодически замечали в стороне оставленного каравана то слабый проблеск света в открытом люке или иллюминаторе, то сноп искр из дымовой трубы, то проблеск фонаря. Чтобы пресечь это безобразие, не обозначая своего места, пришлось отправить к конвою один из миноносцев.

Гонец добрался до пароходов, когда они уже догнали тральную партию, состоявшую из двух пар миноносок и четырех портовых грунтовозных шаланд, ожидавших их в условленной точке у Окочи, и активно перемигивались с ними фонарями. Получившие «втык» командиры транспортов резко сбавили активность переговоров и приняли другие положенные меры. После чего двинулись к Цусима-зунду, держась за тральщиками строго в узкой проверенной полосе, обозначенной временными вехами. Миноносцы ушли вперед на разведку. Где-то много южнее все еще периодически вспыхивали перестрелки. В этой тревожной обстановке караван медленно продвигался вперед.

Как только слева по борту открылась бухта Ната, появились еще две дозорные миноноски. От них узнали, что в районе пролива между двумя половинками Цусимы действуют японские миноносцы. Их численность установить не удалось. По этой причине никакие навигационные огни включить невозможно. Держать «Нахимова» на открытой воде становилось слишком рискованно, и за ним отправили того же «двести пятого», что привез нагоняй от начальства.

Тем временем с миноносок на борт головного «Тобола» поднялся бывший старший штурманский офицер «Изумруда» Полушкин, уже хорошо знавший подходы к нашей базе на Цусиме. Он кратко проинструктировал командира транспорта и согласовал с ним основные кодовые сигналы, после чего, дождавшись подхода кораблей Энквиста, перебрался на одну из миноносок головной пары тралящего каравана.

Уже оттуда, ориентируясь по чуть видневшемуся слева берегу, он дал сигнал к началу движения. Далее подавал команды рулевому и голосом сообщал рекомендуемый курс на остальные суда тральной партии. Доставившие его миноноски и оба миноносца, оставшиеся при конвое, двумя группами заняли позиции западнее головных тральщиков и крейсера, вставшего в кильватер пароходам на протраленную полосу, и начали активный поиск противника.

В 03:17, не дойдя примерно пяти миль до мыса Камасусаки, «Аргунь» налетел на мину. Ее, болтавшуюся на волнах, за несколько секунд до взрыва видели впередсмотрящие, но что-либо предпринять уже никто не успел. Вероятно, ее подрезали тралом, и она всплыла, сдрейфовав под борт парохода.

Взрыв пришелся на самую ватерлинию левого борта под клюзом. Через пробоину быстро затопило все помещения в носу, вплоть до носовой переборки первого трюма. Пароход сразу заметно сел носом, но сохранил ход и управляемость. Попытки подвести пластырь на ходу оказались безуспешными. Переборка опасно прогнулась и началась фильтрация через ослабшие заклепки. Но воду из трюма успевали откачивать.

О подрыве и его причине немедленно известили все корабли конвоя. На полубаке «Тобола», а затем и обоих других транспортов выставили вооруженных винтовками матросов для своевременного расстрела подобных мин в дальнейшем. Однако это быстро привело к полнейшей панике. Плавающие мины начали мерещиться всем впередсмотрящим. Кроме того, сигнальщики замыкавшего колонну «Алантона» углядели под берегом буруны миноносца, якобы атакующего конвой с кормовых углов.

Это добавило к частой, неуправляемой и бестолковой ружейной пальбе еще залпы осветительных ракет и грохот артиллерии. К пушкам «Алантона», усердно расстреливавшим прибойную волну, почти сразу присоединились комендоры подорвавшегося парохода, а затем и «Тобола».

В течение почти трех минут не удавалось навести порядок на палубах. Хорошо еще, что на мостиках паники не было и транспорты не начали шарахаться в разные стороны. Но на сигналы, передаваемые ратьером, а потом сигнальными ракетами и даже прожектором с «Нахимова», никто не реагировал. Только когда мнимые миноносцы были освещены прожектором с броненосного крейсера, стрельба наконец стихла. Сразу погас и прожектор. Но на звуки канонады к конвою устремились ближайшие дозорные катера и миноноски. Их появление с носовых курсовых углов в зоне, едва освещаемой уже почти упавшими в воду ракетами, вызвало новый приступ неуправляемой частой стрельбы из всех калибров и впечатляющей световой иллюминации.

Только когда все русские москитные силы, приближавшиеся к транспортам и их эскорту, вывесили в небе множество осветительных ракет, удалось опознать в «нападавших» своих, и перестрелка прекратилась. К этому времени успели несколько раз прострелить хрупкие корпуса миноносок, траливших фарватер, повредив котел на одной из них. Обоих подраненных тральщиков пришлось срочно менять, вызвав дежурную пару, что привело к задержке в сорок минут прямо среди обнаруженного свежего минного поля у входа в северный входной фарватер.