до колен. Для гостей между пологими берегами курсировала крошечная весельная шлюпка. Она была легка в управлении, и те, кто не желал мочить ног, сами брались за весла.

На этот раз Оливия предпочла шлюпку, опасаясь явиться перед бабушкой не только с заплаканными глазами, но и с мокрым подолом. Бабушка не преминула бы ее высмеять, заявив, что внучка промокла с головы до ног от слез.

— Леди должна быть сдержанной в выражении своих эмоций, запомните это, юная леди, — в прошлом часто повторяла она Оливии, вытирая платком ее зареванное лицо. И это были те редкие моменты, когда бабушка говорила с внучкой строгим тоном.

Но тогда причиной страданий Оливии были разбитые колени или страх перед темными закоулками древнего замка, в которых могли таиться привидения. Сейчас все обстояло намного серьезнее. Однако именно поэтому Оливия, вопреки обыкновению, села в шлюпку и предстала перед бабушкой с лицом и одеждой, не запятнанными ни слезами, ни речной водой.

Оливия нашла бабушку в саду, который мало изменился со времен правления королевы Виктории, когда модно было подчеркивать первобытную красоту и натуральность ландшафта. Аристократка придерживалась мнения, что в окружающей человека природе ничто не должно указывать на близкое присутствие цивилизованной жизни. По этой причине ее садовнику пришлось отказаться от привычных скульптур из кустовой зелени декоративных пород, многоуровневых цветочных клумб и аккуратных тропинок. Единственное, что ему удалось отстоять, был окружающий сад забор, который оплетали вьющиеся растения — виноград, жимолость и плющ.

Старушка прогуливалась возле маленького пруда с кувшинками. Она оживленно беседовала с высоким дородным мужчиной лет шестидесяти, рядом с которым выглядела миниатюрной фарфоровой статуэткой, изящной и хрупкой.

— В этом пруду хорошо смотрелись бы лотосы, — расслышала Оливия слова мужчины, подойдя ближе. — В Восточной и Юго-восточной Азии люди разводят эти цветы с незапамятных времен. И не только за красоту цветов. Помню, когда я по делам службы был в Китае, то с удовольствием ел нарезанные тонкими ломтиками корневища лотоса. Их отваривали в сахарном сиропе, подкрашенном в розовый цвет, и продавали как лакомство в местных кондитерских.

— О, да, лотосы — это чудесно, — согласилась старушка, пряча улыбку, вызванную практическим взглядом на жизнь ее собеседника. — Лучше всех это удалось выразить японскому поэту Хэдзё. Вы только послушайте!

— Духом светел и чист,

не подвластен

ни грязи, ни илу,

лотос в тёмном пруду.

И не диво,

что жемчугами

засверкала роса на листьях.

Произнеся нараспев эти строки, она помолчала, давая своему спутнику возможность оценить достоинства стихотворения. А затем грустно произнесла:

— Но едва ли я буду разводить лотосы.

— Почему? — удивился мужчина. — Ведь вы так любите все красивое, моя дорогая!

— Видите ли, Оливер, китайские буддисты верят, что на небе, в лотосовом раю, находится озеро, где среди цветов восседает их высшее божество. И каждый раз, когда на Земле умирает человек, на этом озере расцветает новый лотос. И зачем мне такой цветок в моем саду? Ведь каждый раз, когда я взгляну на него, он будет вызывать во мне сожаление о скоротечности нашей жизни.

— Признаться, этого я не знал, — сокрушенно заметил Оливер.

— Помните, что сказал Сомерсет Моэм? «Умирать — скучное занятие. Никогда этим не занимайтесь!» Я с ним согласна.

— Вы необычайно умны, моя дорогая, — мужчина взял ее руку и поцеловал. — Я всегда так считал.

— И всегда забываете об этом за то короткое время, что мы с вами не видимся, — произнесла бабашка Оливии, явно польщенная похвалой. — Но не будем говорить о грустном в такой прекрасный день. Лучше расскажите мне о могильных холмах Walkington wold, которые археологи много лет назад нашли в графстве Йоркшир. Утверждают, что там до сих пор стоит ударить заступом в землю, как появляются человеческие скелеты без черепов. И это потому, что именно здесь находятся ворота в преисподнюю, которые стерегут демоны. Это правда?

— Все намного прозаичнее, — снисходительно улыбнулся Оливер. — Археологи наткнулись на захоронение казненных в далеком прошлом преступников. Наиболее древние останки датируются седьмым веком, самые ранние — десятым веком. Приговоренных обезглавливали и зарывали, а их головы выставляли на шестах у обочины дороги. Экспертам Скотленд-Ярда удалось выяснить, что все покойники были мужчинами.

— Вот и верь после этого людям, — разочарованно заявила старушка. — Hell's gate! Ворота в преисподнюю! Скажут же такое…

Она повернулась к Оливии, которую давно уже заметила, но не показывала вида, чтобы не прерывать беседу, и наставительно произнесла:

— Оливия, никогда не верь слухам!

— Хорошо, бабушка, — кивнула Оливия.

Старушка хорошо разбиралась в интонациях любимой внучки. Она с тревогой взглянула на Оливию, а затем обратилась к своему спутнику:

— Оливер, вы позволите мне оставить вас ненадолго? Мне надо кое о чем поговорить с внучкой. Как вы знаете, с тех пор, как она учится в Royal Holloway university, мы с ней крайне редко видимся.

— Разумеется, моя дорогая, — ответил мужчина. — Уверяю вас, что не буду скучать в вашем прекрасном саду. Мне так не хватает природы в Лондоне!

— Может быть, вы именно за этим ко мне и ездите? — лукаво улыбнулась старушка. — Чтобы насладиться дикой природой?

— И беседой с вами, моя дорогая Елизавета Александрина Виктория Августа, — ответил мужчина, снова целуя ее руку. Это была его маленькая месть. Оливия хорошо знала, что ее бабушка всех своих друзей просит называть ее коротко Лиз, утверждая, что это подчеркивает ее миниатюрность в глазах окружающих.

Оливер отошел от них. И бабушка, ласково погладив Оливию по щеке, спросила совершенно другим тоном:

— Ну, что у тебя случилось, девочка моя? Впрочем, я и сама догадываюсь. Ты наконец-то полюбила. Поэтому страдаешь. Я права? С сотворения мира любовь и страдание неразлучны, как сиамские близнецы. Увы!

Девушка в очередной раз поразилась тому, как хорошо бабушка ее понимает. Оливия была готова расплакаться, но сдержалась, вспомнив, что та не любит слез.

— Бабушка, ты любила когда-нибудь? — спросила она, не зная, с чего начать свой рассказ.

— И много раз, — улыбнулась старушка. — Ты уверена, что хотела поговорить со мной именно об этом?

— Я спрашиваю не об увлечениях, а о настоящей любви, — возразила Оливия.

— Не считая твоего деда? — с невинным видом спросила Лиз.

— Бабушка! — с упреком воскликнула Оливия. Ее глаза наполнились слезами.

— Ну, хорошо, хорошо, скажу, как на исповеди, — вздохнула Лиз. — По-настоящему только один раз. И если бы тот молодой человек проявил чуть больше настойчивости, а я — немного больше терпения, то вероятность того, что он стал бы твоим дедушкой, была очень высока.

Она посмотрела на ошеломленную Оливию и, вздохнув, добавила:

— В свое оправдание я могу сказать, что эта история случилась еще