Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Трубку снял сам Джон Пауэр… Теперь мне кажется, что именнопоэтому погибли Пэтси Харриген с Томом Гибсоном. Да и сам Джон Пауэр – тоже. Ябыл уверен, что к телефону подойдет диспетчер – тогда это была Ханна Веррил, –и я объясню ей, в чем дело. Услышав же резкий и уверенный голос помощникашерифа, я растерялся и чуть не проглотил камешки. С минуту, должно быть, не моги слова выдавить.
«Чертовы ребятишки», – проворчал Пауэр, собираясь повеситьтрубку.
«Постойте! – выкрикнул я. Камешки исказили мой голос донеузнаваемости, словно рот у меня был ватой набит. – Не вешайте трубку!»
«Кто это?» – спросил он.
«Не важно, – ответил я. – Если вам дорога ваша дочь, срочноувезите ее из города и ни в коем случае не подпускайте близко к библиотеке. Яне шучу. Ей грозит серьезная опасность».
На этом все и кончилось. Подойди к телефону Ханна, я сказалбы ей куда больше. Назвал бы имена – Тэнси, Тома, Пэтси… да и про Арделиюрассказал бы. Но Пауэр напугал меня; мне почему-то казалось, что, не повесь ятрубку, он каким-то образом увидит, что я стою у телефона и трясусь какосиновый лист.
Я выплюнул камешки на ладонь и выбежал из будки. Позвонив, ясбросил с себя заклятие Арделии – так, во всяком случае, казалось, но меняохватила самая настоящая паника. Видели когда-нибудь птичку, которая, влетев вдом, начинает судорожно метаться и колотиться в окна? Нечто подобное творилосьи со мной. Я даже позабыл о детях, которым грозила смертельная опасность. Мневдруг показалось, что Арделия меня видит, что она все время с меня глаз неспускала и теперь хочет со мной разделаться.
Меня обуревало лишь одно желание – спрятаться подальше, сглаз долой. Я быстро пошел по Мейн-стрит. Ближе к ее концу я уже сбился на бег.К тому времени все в моем мозгу смешалось – и Арделия, и Библиотечныйполицейский, и темный человек – тот самый, что управлял паровым катком и сиделза рулем автомобиля, увозившего Растяпу Саймона. Я был почему-то уверен, чтосейчас все трое преследуют меня в стареньком «бьюике». Добравшись до вокзала, яснова спрятался в уже знакомом пакгаузе. Забился под нижнюю полку стеллажа,весь дрожа в ожидании, что с минуты на минуту нагрянет Арделия. Я был уверен,что стоит мне только поднять глаза, и я увижу ее мерзкое рыло с ободком.
Тогда я ползком выбрался из пакгауза и вдруг прямо посредикучи прелой листвы у платформы увидел полбутылки вина. Когда-то я сам ее тамоставил, а потом начисто позабыл. В три глотка я осушил бутылку, а потом залезпод платформу и отрубился. Очнувшись, я решил было, что проспал каких-тонесколько минут – освещение и тени ничуть не изменились. Лишь головная больпрошла и желудок от голода подводило.
– Неужели вы проспали целые сутки? – спросила Наоми.
– Нет – почти двое суток! В контору шерифа я звонил околодесяти утра в понедельник, а очнулся под платформой, все еще сжимая пустуюбутылку, уже в среду, в восемь утра. Да и сон этот был не простой. Не забудьте– я ведь два года, почти не просыхал от беспробудного пьянства. Добавьте сюдаАрделию, детишек и этот кошмар во время детского часа. Два года я вертелся внастоящем аду. Должно быть, нашлась все-таки здравая частичка моего мозга исумела неким образом отключить меня на какое-то время… Я был словно в коме.
Так вот, когда я проснулся, все было уже кончено. Мертвыхдетей еще не нашли, но все уже было позади. Я понял это, как только пришел всебя. Внутри образовалась какая-то странная пустота; такое ощущение возникает,когда проводишь языком по десне, где только что был зуб. Но только пустота этавозникла не где-нибудь, а прямо в моем мозгу. И я понял, в чем дело: Арделии нестало. Дьявольское отродье сгинуло.
Выпрямившись в полный рост, я едва не лишился чувств. Отголода, должно быть. И тут увидел Брайана Келли, который служил тогда настанции кладовщиком. Он обходил стоявшие рядком контейнеры и что-то помечал вблокноте. Я с трудом проковылял к нему. Когда Келли заметил меня, лицо егоисказила гримаса отвращения. А ведь было время, когда мы с ним распивали напару в таверне «Домино», которая сгорела дотла за несколько лет до вашегоприезда, Сэм. Я не ссорился Келли – перед ним предстал грязный, вонючий,насквозь пропахший мочой и перегаром оборванец, из волос которого торчалипрелые листья.
«Вали отсюда, старикан, не то я легавых позову», – пригрозилон.
Тот день я на всю жизнь запомнил. У пьяницы ведь многоеслучается впервые. Вот тогда я первый раз в жизни попросил милостыню. Умолялего подать мне четвертак на чашку чая с бутербродом. Келли пошарил в карманах идостал какую-то мелочь. Он даже не отдал мне монеты, а брезгливо швырнул в моюсторону. Мне пришлось ползать и собирать их посреди золы и грязи. Вряд ли онхотел тем самым унизить меня. Скорее просто не желал ко мне прикасаться. И яего не виню.
Увидев, что я собрал деньги, Келли сказал:
«А теперь, старик, проваливай! И помни: я в самом делепозову копов, если ты еще сюда заявишься».
«Не заявлюсь», – пообещал я и поспешил прочь.
Келли так и не узнал меня. К счастью.
По дороге в забегаловку я проходил мимо газетного киоска и,приостановившись, увидел свежий выпуск «Газетт». Вот когда я понял, что проспалдвое суток. Число для меня ровным счетом ничего не значило – я уже давно привыкбез календаря обходиться, – а вот день недели поразил. Я ведь точно знал, чтоАрделия выпихнула меня ногой из постели в понедельник. А газета вышла в среду.В следующее мгновение я разглядел кричащие заголовки. Оказалось, что я проспалсамый громкий день за всю историю Джанкшен-Сити.
«ПОИСКИ ПРОПАВШИХ ДЕТЕЙ ПРОДОЛЖАЮТСЯ»,
гласил один заголовок. Рядом были помещены фотографии ТомаГибсона и Пэтси Харриген. Другой заголовок извещал:
«ВСКРЫТИЕ ПОКАЗАЛО, ЧТО ПОМОЩНИК ШЕРИФА УМЕР ОТ СЕРДЕЧНОГОПРИСТУПА».
Внизу – фотография Джона Пауэра.
Я взял одну газету, оставил пятицентовик и, усевшись прямона тротуар, жадно прочитал обе заметки. Первая, про детишек, была короче.Особой тревоги их исчезновение не вызвало. Шериф считал, что они просто сбежалииз дома.
Да, Арделия знала, кого выбрать; эти двое и впрямь считалисьотъявленными сорвиголовами, которые друг друга стоили. Их постоянно виделивместе, они жили по соседству. К тому же, утверждал автор заметки, обоимродители задали нахлобучку после того, как мать Пэтси увидела, что ее дочь и Томраскуривают сигареты. В Небраске у Тома жил непутевый дядюшка-фермер, и шериф,Норм Бимен, был уверен – там-то и следует искать беглецов. Впрочем, что он ещемог подумать? Эти дети были не из тех, кто проваливается в колодец или тонет вречке. А вот я точно знал, где их следует искать. Вместе с Арделией, которойудалось-таки обвести всех вокруг пальца. Там их и нашли, ближе к вечеру. Менямало утешало то, что я спас Тэнси Пауэр и себя.