лыжи, сбросил телогрейку, оставшись в свитере и овчинном жилете-безрукавке. Рюкзак снова кинул за плечи. Таежная привычка не расставаться с поклажей.

И взялся за работу.

Походные занятия успокаивали его, отвлекали от навязчивых воспоминаний. Колонны зэков в красных телогрейках остались на склоне сопки. А здесь, в распадке, еще не так гудел ветер. И снег не сек лицо. Буран шел где-то верхом, горным перевалом и по его отрогам.

Из рюкзака Костя достал ловкий топорик. На все случаи жизни. И дровишек наколоть, и обтесать лесину. Он вырубил две жерди. Одну обыкновенную, длинную, и вторую – рогатку. Костя решил не походить близко к ловушке, чтобы не завалиться вместе с ней на обледенелые скалы.

Длинной жердью покачал кулёмку. Она не падала с кручи вниз, на камни, но поскрипывала. Теперь Костя действовал двумя жердями.

Длинной он приподнял полубревно-давок, а рогаткой поддел застывшую тушку соболя. Довольный, сунул добычу в рюкзак. Можно было идти по путику дальше. Хорошее начало охотничьего дня обещало удачу.

Но Косте было жалко бросить поврежденную снасть. Если не достать ее с обрыва, ветер опрокинет кулёмку и разобьет о камни. Костя осторожно, чтобы не свалиться вниз, подошел по краю кручи и рогатиной подпер второе бревно – давок ловушки. Рогатина встала удачно, между камнями. Теперь она надежно поддерживала всю конструкцию. Он услышал, как насторожка щелкнула в пазах. Верхнее бревно-коромысло приняло исходное положение.

Кулёмка была готова захлопнуть тяжелую пасть.

Костя не придал этому значение. Оказалось – зря.

Когда он начал подрубать нижнее крепление ловушки, бревно противно заскрипело и пошло юзом. Зэки на лесоповале про такую лесину говорят: пошла колом.

Костя успел подумать: «Не зря скрипели дверные петли. Надо было все-таки смазать их солидолом!» Он резко выпрямился, хотел отскочить. Тут и оскользнулся. Пасть захлопнулась, прихватив полу меховой безрукавки.

Рогатина, которой Костя подпер ловушку снизу, нырнула между камней. Самолов рухнул с обрыва, увлекая за собой охотника.

По обледеневшим камням на склоне Костю протащило. Ударился плечом. В тайге и не такое случалось. Зато нет худа без добра. Он оказался почти на берегу ручья, впадающего в русло реки. Рюкзак за спиною.

Костя заторопился и достал лоток.

Ручеек впадал слева от скального прижима.

То, что нужно старателю. И подход к ручью хороший. И наледь остается чуть выше. Наледь выглядела монолитом, светилась в глубине голубым цветом.

Костя решил попробовать.

Ему бы остановиться и подумать…

Ведь кто-то уже подал ему знак.

Он рухнул на камни, сбитый кулёмкой.

Присесть бы, развести костерок.

Вскипятить чаю.

Отдохнуть хоть с полчаса.

Но охота пуще неволи.

Костя склонился над ручьем. Неожиданно рухнувший в воду кусок наледи сбил его с ног. А поток тут же бросил на острые камни впереди, у скального прижима. Костя успел развернуться ногами вперед. Он знал характер горных рек. Плыть по ним следует не головой вперед, а на спине – ногами навстречу камням и порогам. Он почувствовал резкую боль в голени правой ноги и закричал, как раненый зверь. И почти потерял сознание. Из последних сил Костя зацепился руками за торчащий острый камень и подтянулся к берегу. Выполз на валуны и тут же сунул руку под мышку. Пистолет не выпал, плотно сидел в кармане-кобуре.

И только потом он потерял сознание.

Видения вернулись к Яркову.

Флешбэк

Май 1946 года. Дуссе-Алиньский лагерный пункт

Все тот же кабинет в управлении тоннельного отряда. Только уже после обеда, ближе к вечеру. После допроса и признательных показаний Говердовской.

Входит, уверенно и даже с некоторой наглецой, Костя Ярков.

На поясе у него пистолет в кобуре.

Летёха с интересом смотрит на него и делает замечание:

– Гражданин Ярков?! В кабинет следователя с оружием не ходят!

Костя без приглашения садится на единственную в комнате табуретку. Ту самую, с которой его любимая, Сталина Говердовская, несколько часов назад кубарем летела на пол. Ярков перебрасывает ногу на ногу, достает из кармана портсигар и закуривает. На Косте отглаженная гимнастерка, сапоги сияют глянцем. Орден на груди. Василий неприязненно смотрит на него. Никто так не вел себя в его кабинете.

Все-таки какие-то они удивительно смелые, Сталина с Костей.

Говердовская и Ярков.

– Отчего же так сразу – гражданин? – иронично спрашивает Костя. – Повесточка имеется на руках или какой-нибудь ордерок? Завалящий. На арест или на задержание.

Он медленно достает из кобуры пистолет и кладет его на край стола:

– Насчет оружия. Именной. Парабеллум «Борхард-Люгер». Скорострельность 32 выстрела в минуту. Коробчатый магазин емкостью 8 патронов, барабанный на 32 патрона… Вы какой предпочитаете, товарищ старший лейтенант?! Лично я с обоймой.

Василий берет пистолет, читает гравировку на серебристой пластинке: «За личное мужество лейтенанту Константину Яркову. Генерал Иван Врадий».

Летёха уважительно хмыкает. Был такой, полковник ГБ Врадий. В 1943 году утвержден приказом Сталина начальником отдела кадров Смерша. А теперь вот уже и генералом товарищ Врадий стал.

Василий смотрит на дату в уголке пластинки: апрель 1946 года.

Костя поясняет:

– Свеженький. Получил при увольнении в запас. Отметка на ношение оружия имеется. Будете смотреть?

Летёха кивает головой: «Буду!»

Смотрит придирчиво, отдает военный билет и увольнительные документы Яркову.

Костя, опять иронично-вежливо, интересуется:

– Ну так как насчет ордерочка, товарищ следователь? Я, кстати говоря, снайпер. С бедра, по-македонски, из этой волыны десятку из десяти выбиваю. А вам, товарищ старший лейтенант, что больше нравится – «Борхард-Люгер», вальтер ППК? Или браунинг образца 1930 года «Хай Повер»?

Летёха на выпады не отвечает.

Он таких пистолетов и в глаза не видывал.

Это они там, смершевцы, друг перед другом трофейными пукалками хвастаются, а у вохряка что? Винтовка, автомат ППШ, родной и знакомый «тэтэшка». В лучшем случае маузер.

Любимое оружие всех советских чекистов.

Он снисходительно, чтобы не потерять лица собственное выражение, дует в дуло парабеллума и кладет пистолет обратно на стол. Туда, откуда взял.

Василий, глядя на Яркова, думает: «С каким бы удовольствием я засадил бы тебе и твоей Сталине по пуле в лоб! “Хай Повер” и “Борхарт-Люгер”».

Ну ничего… Сейчас попляшешь!

Он достает листок исписанной бумаги.

– Вы проходите свидетелем по делу обвиняемой в сотрудничестве с польской и японской разведками гражданкой Говердовской. Она дала признательные показания на вас. Не желаете ознакомиться?

Костя берет в руки листок бумаги и внимательно читает: «Ярков, в интимной беседе со мной, признался, что был завербован в Прибалтике националистическими центрами освободительного движения (эстонские партии фашистского толка «Вапс» и «Кайцелит») и прибыл в район исправительно-трудовых лагерей стройки-500, чтобы установить связь с террористическим подпольем так называемых лесных братьев, ставящих перед собой задачу разоружения военизированной охраны и ареста лагерной администрации. Впоследствии Ярков должен будет организовать повстанческое движение на Дальнем Востоке…»

Ни один мускул не дрогнул на лице Яркова.

Он прерывается и тревожно спрашивает о себе в третьем лице:

– А как он организует повстанческое движение, если все повстанцы – кто на зоне парится, а кто ишачит в тоннеле?

Летёха задумывается:

– Ну то есть как – как?

Ярков