Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Затем паша обнял Ксавье за плечи и повел к почетному месту за ломившимся от кушаний столом.
— Надеюсь, ты провел приятную ночь?
— Да, моя комната вполне удобна, — солгал Ксавье. С того дня, как он очутился в Триполи, ему почти не удавалось сомкнуть глаз.
— Ах, как я рад это слышать. Садись же, ешь и пей! — горячо воскликнул паша.
Блэкуэлл сел рядом с повелителем Триполи, кивнув сидевшему напротив Джебалю. Рядом с ним сидели Фарук и Джовар. Шотландец послал Блэкуэллу зловещую улыбку.
Рабы положили в тарелки мясо, рыбу, овощи. Рекою лилось вино. Собравшиеся гости с трудом делали вид, что непринужденно беседуют о пустяках: любопытные взгляды то и дело устремлялись в сторону Ксавье. Ведь всем до одного было известно, почему неверному позволили сидеть за этим столом.
Ксавье не мог проглотить ни кусочка, хотя отлично понимал, что скорее всего это его последняя возможность поесть по-человечески. Он лишь без конца пил густой до черноты, сладкий до приторности горячий кофе. Голова начала немного кружиться. Ему приходилось пускать в ход всю свою волю, чтобы не сорваться.
Вот уже в который раз он бросал взгляд на дальнюю стену зала. Он был почти уверен, что оттуда на него глядят те самые изумрудные глаза.
Для Ксавье не был секретом мусульманский обычай устраивать для женщин потайные наблюдательные комнаты. Наверное, и Александра следит за ним сейчас из укромного уголка. Он бы не хотел этого. И не потому, что ее присутствие могло как-то смутить его — хотя это было вполне реально, — просто он не хотел, чтобы она увидела нечто нелицеприятное.
При этой мысли в его голове промелькнули две картины: залитая его собственной кровью людная площадь — и мокрое от слез прекрасное лицо, прижатое к толстым прутьям решетки.
Ксавье с трудом удалось отогнать от себя эти мрачные мысли.
— Как чувствуют себя мои люди? — спросил он у Джовара.
— Жалуются, а что же еще остается делать пленным? — осклабился раис, пронзая врага холодным взглядом.
— Их по-прежнему держат в заключении? — Блэкуэллу рассказали, что его матросов упрятали в «парилку» — место, не имевшее ничего общего с баней.
— Не унывай, — хмыкнул Джовар. — Скажи спасибо, что они пока все живы. Их кормят, поят и даже выпускают на час прогуляться.
— Как собак, — стараясь держать себя в руках, добавил Ксавье.
— Как американских псов, коими они и являются, — с нарочитой небрежностью ответил Джовар.
— Слава Богу, среди них нет хотя бы шотландских гадюк, — брезгливо сказал Ксавье.
— А ну-ка встань, пес! — прорычал Джовар, вскочив на ноги и выхватив клинок.
Ксавье тоже вскочил, приготовившись дать отпор, хотя у него не было оружия.
Тут же вскочили паша, Джебаль и Фарук.
— А ну, хватит! — грозно рявкнул паша. — Сядь, Джовар!
Джовар медленно опустился на место, прожигая Ксавье холодным пламенем жестоких глаз.
Паша, шумно отдуваясь, примирительно улыбнулся Ксавье:
— Раис Блэкуэлл, прости эту выходку моего неразумного раба. Не беспокойся, он получит по заслугам за то, что проявил такую невоспитанность.
— Ничего, я не обижаюсь, — сказал Ксавье, покосившись на горевшего от ярости и унижения Джовара.
— Ах, как ты великодушен! Садись же, кушай, пей, — предложил паша, опускаясь на место.
— Итак, — многозначительно улыбнулся Фарук. — Решил ли ты стать одним из нас, раис Блэкуэлл?
Гомон за столом мгновенно стих. Ксавье замер. Сейчас все решится. Он физически чувствовал, как соседи прожигают его взглядами.
— Вы поставили меня в крайне нелегкое положение, — осторожно начал Ксавье. — Я всегда считал себя патриотом своей страны. Тем не менее я ценю оказанное доверие.
— Но ведь ты отдаешь себе отчет в своих поступках? — настаивал Фарук.
Джовар нетерпеливо подался вперед.
— Мне еще требуется время, — медленно произнес Ксавье. — Я должен как следует подумать, прежде чем отвернуться от своей веры, своей родины и товарищей. Такое решение принять крайне тяжело.
— За два дня можно было обдумать десять таких решений! — перебил Джовар.
— Дома я был очень богатым человеком! — заявил Ксавье.
— Здесь ты станешь в десять раз богаче. Ты получишь кучу денег, молодую жену-красавицу и большой дворец. — Фарук улыбался одними губами.
Паша поднялся с места. Все как один повернулись к нему.
— Или ты с нами, или против нас! — промолвил он, с трудом сдерживая закипавший гнев. — Ты умный человек, раис Блэкуэлл. Какое решение ты принял? У тебя нет иного выбора.
Ксавье промолчал. Он пытался прикинуть, означает ли его отказ немедленную смерть.
— Я могу предложить тебе больше, чем имеют все мои раисы, даже Джовар — а ведь он командует всем моим флотом! — горячо продолжал паша. — Ты в жизни своей не видал столько золота!
Джовар побледнел. Светлые пряди прилипли к мокрому от пота лбу.
— Пятьдесят процентов, — отчеканил паша, блестя темными глазами. Под его взглядом Ксавье стало не по себе. — Половина всей добычи. Лучшая половина. И все оттого, что я желаю, чтобы ты мне служил, раис Блэкуэлл.
— Не верю своим ушам, — солгал Ксавье, медленно вставая. Он не сводил взгляда с паши, человека, по большому счету ответственного за смерть Роберта. О, Ксавье питал к нему ненависть намного большую, нежели к Фаруку или даже к Джовару.
— Итак, ты согласен, — заулыбался было паша.
— Нет, — отрезал Ксавье. Он больше был не в состоянии притворяться и решил пойти ва-банк: вдруг его все-таки не умертвят немедленно, а понадеются, что в один прекрасный день он все же передумает. — Нет, — повторил он.
Паша растерянно крякнул. Джовар с Джебалем мигом оказались на ногах — впрочем, как и все в зале, и все до одного — за исключением рабов — тянулись к кинжалам и ятаганам.
— Как?! — взревел паша. — Ты посмел отказать мне?!
— Да, я отказываюсь, — раздельно произнес Ксавье. Его сердце бешено колотилось, пот тек по вискам.
Паша побагровел от ярости. Он смачно сплюнул и закричал:
— Крови! Я желаю его крови — всей до капли!!!
И вдруг где-то поблизости раздался дикий женский визг:
— Не-е-ет!!!
Охваченная ужасом, Алекс следила за происходящим через глазок. Вот Блэкуэлла окружили янычары, и двое из них грубо схватили капитана за руки. Мгновением позже он уже был в кандалах.
Она увидела, как к ручным кандалам присоединили ножные, а потом Ксавье поволокли из-за стола.
— О Боже! — вырвался у нее хриплый шепот. В широко раскрытых глазах плескался ужас.