элементы, украшения, инструменты. Я был совсем ребёнком, любил гоняться за бабочками по саду, ловить рыбок в пруду и читать книги о зверьках. Их писали специально для меня, и каждая новая сказка казалась мне бесценным долгожданным подарком. И вдруг в мой прекрасный мир врывается старший брат и приводит своего старшего сына. И, Турукано, самым неприятным в той встрече было одно обстоятельство, которое оказалось продумано до мелочей: я и Нельяфинвэ почти ровесники, он незначительно старше, поэтому нас, разумеется, сравнивали. И, как ты думаешь, о чём велись разговоры за столом, во время прогулок и прослушивания музыки? Разумеется, не о том, что интересовало меня. Говорили исключительно о металлах. Я ничего не понимал в этом, и Феанаро наслаждался триумфом, видя, как выигрышно выглядит на моём фоне его наследник. А перед уходом брат положил передо мной три игрушки. Это были маленькие, потрясающе красивые статуэтки из белого металла. Феанаро сказал: «Здесь серебро, белое золото и платина. Их ценность различна. Я хочу подарить тебе самую дорогую из них, но ты должен доказать, что достоин такого подарка. Выбирай».

Отпив вина, Нолофинвэ вздохнул.

— Сын, мой бокал из тех же металлов. Видишь разницу?

Турукано кивнул.

— Два чистых металла и сплав, — улыбнулся своим мыслям король. — Похожи на вид, но такие разные по свойствам. Как и все мы. Сын, — отставив кубок, продолжал улыбаться Нолофинвэ, — ты уже написал мне свои претензии? Я готов прочитать или выслушать.

— Я не готов говорить.

Ответ был холодным.

— Могу я войти, владыка? — послышался певучий голос, и, получив разрешение, в шатре появился Аклариквет. — Я написал то, что ты просил.

Ученик Квеннара, казалось, заинтересовался больше всех.

Менестрель осторожно тронул струны.

— Один в чужом краю, покрытом мраком,

Где горы дышат злом, кругом враги,

Ищу того, кого считал я братом,

Но всюду мгла, и некуда идти.

Умник усмехнулся и покачал головой:

— Аклариквет не зря ест свой хлеб. Так изящно напомнить о том, что принц Финдекано считал Майтимо Руссандола братом, а тот предал его, это надо иметь особый талант!

— Спою я песню про края другие, — невозмутимо продолжал менестрель. — Нам путь туда уже не отыскать,

Но в сердце о них память и поныне.

Ответь, мой друг, я не устану звать!

— «Друг», — поддакнул летописцу Турукано, тоже усмехаясь.

— Лети, стрела, мой друг в беде,

К скале прикован злом!

О, Манвэ, я зову к тебе,

Молю лишь об одном:

Дай точности стреле моей,

Отец небесных птиц!

Склоняюсь к воле я твоей,

Чьей власти нет границ.

Видя, что песня понравилась, Аклариквет поклонился.

— Это гениально! — выдохнул Турукано. — Если петь о том, что Финдекано помогли Валар, местные эльфы не узнают правду о нашем уходе из Валинора. Конечно, пусть все думают, что без поддержки Манвэ ничего бы не вышло! Вильварин, преклоняюсь пред твоим умом!

«Я напишу о спасении лучше, — заревновал к славе летописец. — Моя легенда останется в веках, а не песня этого менестреля!»

— Ты знаешь, что делать, Аклариквет, — с довольной улыбкой сказал король. — Народ ждёт твоей музыки.

***

Нельяфинвэ открыл глаза.

Примечание к части Песни:

Театр "Седьмое Утро" "Ночь. Смерть. Безмолвие"

Гр. "Альбион" "Подвиг Фингона"

Всё будет хорошо

Размытое, словно на растёкшейся картине, женское лицо в обрамлении чёрных волос было близко и далеко одновременно. Щеки касалась тёплая лёгкая ладонь.

— Ниэль, — прошептали губы имя, которое не произносили целую вечность.

— Я Ириссэ, — ответил голос, и смазанный, скрытый пеленой тумана мир перевернулся, закрутился, полетел прочь, словно при падении вниз головой в пропасть.

***

Заметив, как Нельяфинвэ вздрогнул, знахарка подозвала других лекарей. Принцесса отошла в сторону, переводя взгляд со спящего брата на Майтимо, и увидела, как из носа сына Феанаро побежали тонкие струйки крови, лоб сморщился, лицо начало краснеть.

— Подложите больше подушек! — скомандовал целитель, хватая со стола пузырьки. — Он висел вертикально! Резкая смена положения навредить может. Оказывается…

Знахари не были уверены в правильности действий, но что-то предпринять было необходимо. Осторожно приподняв согнутое влево тело, придав ему полусидячее положение, лекари вытерли кровь с лица Нельяфинвэ. Сын Феанаро с коротким тяжёлым вздохом зажмурился.

— Выпей, господин Феанарион, — поднесла к его губам эликсир травница.

Ириссэ не хотела будить брата, но Финдекано, несмотря на усталость, спал чутко, и проснулся сразу, как только прозвучали громкие речи. Сев на кровати, сын Нолофинвэ, протирая глаза, молчал, вцепившись рукой в лежак.

Выпив совсем немного снадобья и воды, Нельяфинвэ вдруг закашлялся, изо рта потекла вязкая жидкость, тело забила дрожь. Положив Феанорингу на лоб компресс и поднеся что-то к носу, знахари с ужасом посмотрели на Финдекано.

Ириссэ обняла брата.

— Всё будет хорошо, — прошептала принцесса, — просто верь.

Сын короля не ответил, неотрывно наблюдая за перепуганными лекарями и снова впавшим в беспамятство Майтимо. Всё обязательно будет хорошо. Только когда?

Те, кого не взяли в бой

— Это что… Шёлк? — длинные тонкие пальцы юной эльфийки прикоснулись к нежнейшей зелёной ткани, расшитой золотыми узорами: птицы, хвосты которых походили на кружево, сидели на огромных цветах, напоминающих звёзды, пили нектар из сердцевин длинными тонкими клювами, изогнутые кольцами змеи оплетали стебли, словно вьюны, на листьях сияли топазами капли росы.

— Это уникальная ткань, которую уже никто и никогда не воссоздаст, — вдохновлённо заговорила дева с двумя белыми косами до колен. — Пряжу делали из пуха розовых цветов, чашечки которых раскрывались лишь при свете Золотого Древа. Но Древо мертво, и розовые цветы, лишённые его росы, тоже.

— А что ещё передали в дар твоему отцу? — спросила ошарашенная подруга одной из многочисленных внучек Кирдана, не в силах отвести взгляд от потрясающего воображение шёлка.

— Сейчас покажу! Но я ещё не