— Ты простил меня, сын? — спросил он, с тревогой смотря на Финдекано.

Принц не отвечал.

— Нам необходимо поговорить, — тихо произнёс Нолофинвэ.

— Я знаю, где тебя найти, отец, — холодно отозвался Финдекано. — О состоянии Нельяфинвэ тебе доложат, как только будет ясность. Ты не знахарь и не мой охранник. Тебе незачем здесь стоять. Как и тебе, Турьо. Прости, я не хочу сейчас ни с кем говорить.

Король переглянулся с младшим сыном. Всё-таки Финьо прав: надо дождаться ясности. И продумать заранее различные варианты дальнейших действий.

Мир нереального сна

— Я послал его на верную смерть, Дис, — обречённо произнёс Макалаурэ, вернувшись к своему костру, когда Финдекано уехал.

Эльфийка вышла из шатра, зябко кутаясь в шкуры.

— Твой отец, — ответила знахарка, — посылал на верную смерть очень многих. И тебя. С другой стороны, если бы не три стрелы в твоём теле, мы никогда бы не познакомились столь близко. И, будь любезен, скажи, что…

— Разумеется, — не дал договорить любовнице Макалаурэ, — это того стоило. Не сомневайся.

Дис не сомневалась. Она знала, что её мужчина так не думает. Да, он с ней. Наверное, потому что это ни к чему не обязывает. Прекрасно!

— Ты остаёшься здесь, — холодно сказал наместник, смотря остановившимся взглядом вдаль, сквозь деревья. — Ты дождёшься Финьо и будешь заботиться о короле Нельяфинвэ, пока я не пришлю весть, куда ехать.

Ветер усилился, прошелестел в сухих кронах умирающих деревьев. Закричали птицы: одни — угрожающе, другие — жалобно, третьи — с вызовом. Не поделили удобные для птенцов дупла.

Феаноринг, долго стоявший неподвижно, одним движением развернулся и вскочил в седло.

— Подайте мои вещи! — крикнул он верным. — Вы двое — едете со мной. Остальные — ждите вестей. Дис, — наконец, улыбнулся Нолдо, — это того стоило. Честное слово.

Знахарка сделала вид, что поверила.

***

В редколесье не было дорог, и, хотя лошади резво скакали через любые холмы и овраги, Макалаурэ понимал, что теряет время. На душе было гадко, как никогда.

Необходимость принятия даже простого решения казалась сейчас непосильным грузом: если выезжать на дорогу, придётся делать крюк по ухабам, но путь напрямик, пусть и короткий, слишком труднопроходим. Что делать? Как выбрать? Как правильно? Как?

Сделав знак верным и свернув к проложенному, казалось, вечность назад тракту, наместник вспомнил, наверно, последний по-настоящему счастливый день в своей жизни. А ведь тогда он таковым не казался из-за необходимости жить в Форменоссэ, вдали от роскоши Тириона, его дворцов и площадей, где можно выступать для восхищенных или шокированных толп. Какое это удовольствие — наблюдать за бессильной злостью и завистью тех, кто хочет, но никогда не сможет спеть и сыграть, как «великий менестрель Канафинвэ Феанарион»!

В тот день, лёжа на траве и позволяя себя любить не сотне слушателей, а всего лишь одной прелестнице, Макалаурэ впервые услышал тонкую и невыносимо изящную насмешку над собой, на которую способна только умная влюблённая эльфийка.

— Мне снилась ночь, — шёпотом пропел те самые строки менестрель, с горечью вспоминая ушедшие навек мгновения, — и сквозь неё летящий всадник,

Огни погони и отчаянный побег…

Мне снилась женщина, которую спасает

Тот, кто ей верен навек.

Мне снились эльфы и короткое сраженье,

Долгое скитанье на двоих в чужой стране.

Мне снился парусник — чудесное спасенье.

Но, может быть, только во сне

Героем был ты.

Мелкий дождь заморосил, неприятно остужая кожу на лице.

Элеммирэ… В тот тёплый, озарённый светом священных Древ день она была особенно мила и привлекательна. И пусть между сердцем Макалаурэ и любой женщиной всегда будет непреодолимая преграда несбыточной мечты, которая и должна таковой оставаться, именно в то мгновение, когда Элеммирэ пропела, что верным и героем её возлюбленный может быть только во сне, менестрель вдруг понял, что рядом с ним не просто очередная потерявшая разум от его музыки пустышка.

Зачем сейчас эти воспоминания?

Макалаурэ не знал. Просто на душе было гадко. Так омерзительно, как никогда.

И вместо того, чтобы думать о предстоящей встрече с братьями, менестрель вспоминал золотые волосы и игривую улыбку покинутой возлюбленной. Нет, от этого не становилось легче, но сердце начинало петь, даже несмотря на сильнее моросящий холодный дождь.

«Всё возвратится, я снова поверю

В мир нереального сна,

Где героем был ты».

Примечание к части Песня Ирины Климовой "Мне снилась ночь"

Есть ли шанс?

Эльфийка-знахарка испуганно переглянулась со своей помощницей, убирая пузырёк с пахучей жидкостью от неподвижного лица Нельяфинвэ. Тонкая ладонь осторожно коснулась шеи, проверяя пульс. Жив… Но почему не очнулся?

От страха перед гневом принца Финдекано, девушка побледнела и бросилась за другими снадобьями, совершенно не представляя, что в данном случае необходимо.

Король и младший принц ушли, и знахари снова почувствовали страх перед обезумевшим старшим сыном Нолофинвэ.

— Везите раненого Феанариона в мой шатёр, — как можно спокойнее, произнёс лекарь, руководивший действиями тех, кто накладывал бинты на кровоточащий обрубок, оставшийся на месте кисти.

Финдекано спрыгнул с телеги и вдруг едва не упал, с трудом устояв на подкашивающихся ногах. Похоже, именно сейчас начало приходить осознание всего, что произошло. Схватившись дрожащей рукой за флягу с водой, Нолдо вспомнил, как поил из неё прикованного к скале Майтимо, и каким страшным был взгляд брата… Ладонь разжалась, серебряная бутыль с мелодичным звоном упала под ноги. Воин Макалаурэ поддержал Финдекано под руку, забрал свой меч, который, ещё немного, и тоже полетел бы в грязь.

— Я забыл свой клинок у Моргота! — вдруг с отвращением прорычал Финдекано.

— Хочешь за ним вернуться? — надеясь на отрицательный ответ, спросил один из верных.

Нолофинвион с ненавистью посмотрел по сторонам.

— Я не оставлю Нельо одного, — неожиданно тихо ответил он, хватаясь за борт неспешно движущейся