В который раз Ванда попыталась привлечь к себе внимание матери, но Рут делала вид, что совершенно ничего не слышит.

– Две женщины, которые с ней путешествуют? Мои ли это подруги? – холодно рассмеялась Рут. – Упаси бог, только этого мне не хватало! Я этих двух даже не знаю. Ну, конечно, это не совсем так: я имела сомнительное удовольствие познакомиться по крайней мере с одной из них – учительницей танцев Ванды! – При этом она сердито взглянула на дочь. – А вторая – якобы поэтесса. Она их называет подругами! Это две совершенно распутные особы, уверяю тебя! У нас в Лауше все тыкали бы в них пальцами!

– Спроси тетю Йоханну, не могу ли я…

Рут снова отмахнулась. Красные пятна появились на ее едва припудренных щеках, губы стали укоризненно узкими.

– Сестрица, мне кажется, у тебя совершенно неверное представление о том, как прошло у нас пребывание Марии! Ей было на меня совершенно наплевать. В основном она проводила время, предаваясь удовольствиям!

Наплевать? Таких слов Ванда от матери еще не слышала. И вообще, подобные манеры, если их так можно назвать, были ей чужды. Ванда плюхнулась на обтянутый бархатом шезлонг рядом с Рут, ожидая следующего подходящего момента, чтобы перевести разговор на тему ее визита в Лаушу.

Тетка Йоханна впервые выбралась в ближайший большой город на почтамт, чтобы им позвонить. И хотя мать уже давно настаивала, чтобы Петер и Йоханна провели себе телефон, этого пока не случилось. Йоханна упрямо строчила длиннющие письма и долго ждала на них ответа. Однако новость о том, что Мария не вернется домой, как планировалось, а отправится в путешествие с незнакомым мужчиной в осенний Тиссин, точнее, в место под названием Монте-Верита, казалось, повергла всех родственников в Лауше в настоящий шок. Чтобы понять все это, письмá было явно недостаточно.

– Нет, она не больна! Скорее, это одна из ее спутниц, я ведь уже говорила. Наверное, поэтесса. Ванда говорит, что ее учительница танцев в последнюю неделю была вполне бодра… Ах, впрочем, это все равно!

Рут поспешно приложила руку к трубке и прошипела, косясь на Ванду:

– Тут Мария кое-что натворила! Она черкнула Йоханне несколько смехотворных строк, а теперь мне придется объяснить ее невозможное поведение! Вообрази, она даже Магнусу не написала. Бедняге теперь предстоит из третьих рук узнать, что Мария закрутила роман с другим мужчиной и сбежала!

Грудь Рут задрожала. Она снова заговорила в трубку:

– Нет, Йоханна, я только что говорила с Вандой! Да, она сидит рядом и передает тебе горячий привет.

Рут сердито посмотрела на дочь, прежде чем Ванда успела сказать хоть слово.

– Франко де Лукка? Конечно, он родом из Италии, это же можно понять по его имени! Почему они отправились в Швейцарию? – Рут закатила глаза. – Потому что они хотят отвезти больную поэтессу в санаторий! Ну, потому что в Швейцарии очень хорошие заведения. Это же известно. И все же я бы предпочла, чтобы кто-нибудь из Нью-Йорка отправился на оздоровление в Новую Англию или Мэн. Можно себе представить, сколько денег уйдет только на дорогу! Но, кажется, Франко за все заплатил. Не спрашивай меня почему! Мария плела, что хочет отправить больную в санаторий, который предназначен для творческих людей. Может, этой поэтессе кажется, что среди себе подобных она быстрее поправится.

Йоханна что-то ответила – Рут выслушала ее и сильно нахмурилась.

Ванда царапала указательным пальцем бархатную обивку против ворса, что Рут тут же запретила ей делать.

– Волноваться из-за Марии? Честно говоря, не вижу повода. В лице этого Франко ей попалась на крючок крупная рыба, да будет тебе известно. Ты бы видела диадему, что он подарил Марии. Какая диадема! – воскликнула она. – Кроме того, она же о вас совершенно не беспокоится! Ее ведь не волнует, как вы переживете следующую неделю без нее, – язвительно продолжала она.

Под правым глазом у Рут задергался нерв. Ванда глубоко вздохнула. Если у матери начнется мигрень, можно забыть о намерениях выклянчить поездку в Лаушу.

– У нашего птенчика свои развлечения на уме. Все-таки да, можешь мне поверить. Я знаю, что это непохоже на прежнюю Марию!

– Когда же ты спросишь у тети Йоханны, могу ли я ее навестить? – настойчиво трясла руку матери Ванда.

– Ну-ка успокойся! – прошипела Рут и, отвернувшись, сказала в трубку: – Это я Ванде, не тебе. Чего она хочет? – Рут тяжело вздохнула. – Если я еще и об этом примусь рассказывать, то у вас нечего будет есть в следующем месяце: все уйдет на телефонные счета! Я напишу тебе о желании Ванды в письме и еще кое о чем к тому же! – заявила она тоном, не предвещавшим ничего хорошего. – Могу тебе сейчас сказать лишь одно: после всего, что здесь произошло, Марии лучше не показываться мне на глаза! Она своим приездом подняла больше пыли, чем торнадо в Техасе!

Через полчаса Ванда закрыла за собой дверь квартиры. Она не стала дожидаться лифта, а толкнула тяжелую железную дверь в конце коридора и, подобрав платье, поднялась по узким ступеням пожарной лестницы на крышу дома.

Мать слегла с мигренью, как и ожидалось, не оставив сомнений в том, кто виновен в ее муках.

– С тех пор как в этом доме появилась Мария, люди в нем взяли моду заботиться только о своем благополучии! Мои нервы от всех этих переживаний стали хрупкими, как стекло, – причитала она. – Сначала внезапный отъезд Марии, а теперь еще ты со своей навязчивой идеей отправиться в Германию! Я же тебе объясняла на прошлой неделе, что негативно отношусь к этому. Гарольд тоже наверняка будет не в восторге, если ты просто так исчезнешь. У Йоханны сейчас забот полон рот: нужно разбросать на всех работу Марии!

Слова Рут прозвучали с таким упреком, словно вся вина за поведение Марии лежала на Ванде.

– У нее в доме станет на одного стеклодува меньше, и изображать из себя твоего экскурсовода у нее не будет времени. Кроме того, для меня все еще неясно, что ты хочешь увидеть в Лауше! Если ты думаешь, что твой настоящий отец будет тебя ждать, то ты ошибаешься. Он не удостоил тебя и взглядом в день твоего рождения! Вместо этого он отправился в трактир и пил всю ночь, а я дома все глаза выплакала. Так все и было, дорогая моя! – с каждым предложением все больше входила в раж Рут. – Но ведь об этом никто ничего не хочет слышать. А что касается Марии и тебя, то теперь я еще и виновата в том, что утаила правду о твоем отце! – Как всегда, когда речь заходила о Томасе Хаймере, Рут злобно окрысилась.

Ванда точно знала, что за этим последует. Так все и произошло.

– Я же хотела для тебя лишь добра, дитя мое! – голос Рут вновь стал мягче. – Могу себе представить: Мария забила тебе голову романтическими идеями о Тюрингии, о шумящих ельниках, журчащих ручьях и пении птиц повсюду. Но правда выглядит иначе: маленькие лачуги, с которых зимние ветра срывают черепицу, дети, которые с утра до ночи вынуждены работать вместе с родителями за пару несчастных грязных картофелин и крошечный кусочек сала. Когда умер отец, была зима и мы, три девочки, просто не знали, чем нам заплатить за дрова для печи! У нас появились осиные талии не благодаря изысканным корсажам! Как ты думаешь, почему ежегодно тысячи немцев покидают свою страну? Почему переехала семья Стивена? Разумеется, не потому, что прежняя родина некрасива и незамечательна! Забудь о Лауше: ты не являешься ее частью, как и я!