Ванда открыла глаза. Считать ли эту Еву теткой или… бабушкой? Они ведь были женаты с Себастианом. Но с Вильгельмом Хаймером… И что тогда говорил об этой драме ее отец?

Как он сейчас выглядит? У Ванды не получилось представить его облик. Мария описывала его лишь поверхностно – такие черты могли подойти любому мужчине. Ванда тайком пересмотрела все фотоальбомы матери, но не нашла ни единого снимка Хаймера. Не было даже свадебного фото Рут и Томаса. Если такое и было когда-то, то мать наверняка уничтожила его. Замести следы, кажется, так это называется? А теперь, когда Мария уехала, у Ванды практически не было возможности разузнать что-то о собственном происхождении. И больше никакого немецкого хлеба и никаких историй.

В эту ночь Ванда долго не могла уснуть.

«У каждого человека есть свое предназначение в жизни», – мучительные слова Марии непрестанно стучали в висках девушки. Под этот бесконечный стук печаль Ванды постепенно переросла в упрямство. Ха! Будет смешно, если она сдастся лишь потому, что еще не нашла своего предназначения! «Всегда здесь и сейчас» – таким до сих пор был ее девиз. «Воздушные прыгуны» – так называл Гарольд ее спонтанные идеи и всегда относился к этому немного свысока. Воздух – это пустота. Воздух не имеет содержимого. Воздух как нечто, не имеющее значения.

Может, пока она просто не с того начинала. А что будет плохого в том, чтобы подойти к некоторым вещам более внимательно?

Окрыленная, Ванда вскочила с кровати и подошла к окну. Она смотрела в ночь, прислонившись лбом к холодному стеклу.

В Лауше сейчас, наверное, ясное звездное небо. Но вместо него она видела огни тысяч окон. Но это тоже кое-что, не правда ли?

Ванда рассмеялась.

Как же об этом красиво говорят? Если пророк не пришел к горе, значит, гора должна прийти к пророку.

Точно!

Возможно, она сейчас и не могла отправиться в Германию. Пока еще. Но кое-что другое Ванда могла сделать.

На следующее утро (не было и восьми часов) Ванда дрожащей рукой нажала на ручку двери в маленькой булочной, которая располагалась в боковом переулке Десятой авеню. Мария покупала там продукты для пикника на крыше и потом мечтательно говорила: «Такой хороший черный хлеб я когда-то ела и у себя дома! Не верится, что твоя мать еще не является тут постоянной клиенткой».

Когда Ванда вошла, крепкая женщина как раз перекладывала колеса караваев на полку.

– Чего желаете, фрейлейн? – обернувшись, спросила она.

Ванда вздохнула. Сейчас или никогда! Она постаралась говорить как можно лучше по-немецки:

– Есть ли где-нибудь неподалеку место, где встречаются немцы и где можно познакомиться с немецкими обычаями и традициями?

Вскрикнув, Мария подскочила.

– Мария, mia cara, что случилось? – Секунду спустя Франко тоже сидел на кровати. Его сон как рукой сняло. Он осмотрел лачугу. Все в порядке. Франко снова расслабился.

– Что случилось? – нежно потряс он Марию за плечо. – Тебе приснился плохой сон?

Мария кивнула, широко раскрыв глаза и зажав ладонью рот, словно увидела нечто ужасное.

– Мне так плохо, такое странное ощущение в животе…

На лбу выступил пот.

Когда Франко хотел положить ей руку на плечо, то почувствовал, что ее ночная сорочка прилипла к спине.

– Ты же вся взмокла!

Он снял шерстяную кофту с деревянного стула, который служил ночным столиком, и набросил ее на плечи Марии.

– Спасибо! – Она тяжело вздохнула. – Снова этот сон… Господи, как может сниться такая чепуха! Я была на поляне позади санатория. Было так светло, словно солнечные лучи попадали на белую бумагу. А потом там появился этот человек… У него была длинная борода, и он носил длинное одеяние. Но он не был похож ни на кого из этих людей на горе, – быстро добавила она, когда заметила выражение лица Франко.

Она плотнее завернулась в кофту.

Франко снова наклонился к стулу, на этот раз достал сигареты. Пока он раскуривал одну, Мария продолжала рассказывать:

– Мужчина приглашал меня танцевать, но я не хотела. Его рука была ледяной. Я хотела отдернуть свою, но он не позволил. Мы танцевали по кругу, при этом я чувствовала себя очень плохо. Я не слышала никакой музыки, но, может, я просто уже не могу вспомнить. Кроме нас были еще и другие танцующие пары, танцевали также женщины с женщинами и мужчины с мужчинами.

– А я, где был я? Почему тебе снятся другие мужчины?

Она пожала плечами.

– «Мне нужно к Франко», – сказала я этому мужчине, но он не смотрел на меня и вел себя так, словно вообще не слышал меня. Потом я сказала, что Франко не понравится, что я танцую с другим, но мужчина снова не услышал меня. Он крепко обнимал меня, и мы кружились и больше не останавливались. – Она сглотнула. – В танце мы миновали остальные пары. «Мы должны повернуть, мы слишком близко к пропасти!» – крикнула я ему. Я рванула его за руку, которая обвила меня, словно угорь, но хватка была железной. Постепенно море все приближалось, оно больше не было голубым, а стало чернильно-черным – гигантская глотка, желающая нас сожрать… А потом мы сделали последний шаг. Он взглянул на меня и рассмеялся. Его лицо было ужасным…

Мария так сильно задрожала, что не смогла говорить дальше.

– Мария, успокойся! Все хорошо, – обнял ее Франко и стал укачивать. – Я знаю, что это, когда снятся такие сны: когда падаешь, падаешь и падаешь…

– И в то же время ничего общего. Когда человек возникает из ниоткуда, это ужасно! А потом еще кто-то совершенно чужой тащит тебя вниз!

Некоторое время Мария молчала. Потом вздохнула.

– Алоис Завацки, продавец книг, о котором я тебе рассказывала, наверняка хотел бы истолковать мой сон. Вот бы он поспорил о его глубинных смыслах.

– Для этого не нужно никаких специалистов! – фыркнул Франко. – Во всем виновата эта несчастная лачуга, в которой мы живем! О каких домах из воздуха и света может идти речь?! У догов моего отца и то жилище уютнее! Мы ночуем последнюю ночь в этой хибаре, завтра же переберемся в «Каса Семирамис»!

Франко сердито оглядел их пристанище. Он с самого начала хотел поселиться в отеле, который соответствовал хоть минимальным требованиям комфорта. Но потом, после первой прогулки по окрестностям, Марии удалось уговорить его пожить в одной из маленьких деревянных хижин, разбросанных по всей лесистой местности.

– Как романтично! – воскликнула она.

Забавно было представлять, как занимаешься утренним туалетом на деревянной веранде и с одним ведром воды! Шерлейн тоже вскричала от восторга. Пандора же просто с ужасом восприняла идею настолько приблизиться к матери-природе.

– Если жизнь в курятнике такая уютная, почему же тогда Генри Оденковен и Ида Гоффманн построили себе виллу с электричеством и водопроводом? – спросила она.