Некоторые из тех лет, что я провёл в Таши Джонге, были очень непростыми, и в то время я объявил себя «больным». Врачи – из добрых побуждений – подтвердили этот диагноз, хотя не были так единодушны в определении причины моей «болезни». Да, у меня случилось физическое недомогание из-за стресса, и мне прописали разные лекарства. Ни одно из них не работало до тех пор, пока я хорошенько не поговорил с Целвангом Риндзином, который помог мне понять, что «болезнь» стала результатом дисбаланса тонкого тела.

Его совет и наставления привели меня в норму, вернув из очень запутанного эмоционального состояния. Должен сказать, что после того разговора я «одолжил» ещё несколько книг в библиотеке. Прочтя их, я усвоил, что человек склонен навешивать ярлыки на собственные чувства и представления. Прикрепляя их, мы зацикливаемся на какой-то ситуации, превращая её в полновесное происшествие, в противоположность реальному положению дел.

Например, одна женщина, которая посещала цикл моих учений, в личной беседе призналась мне, что многого достигла в жизни, но уже давно мечтает о длительных отношениях. Это желание было настолько сильным, что она не могла даже рассмотреть его во время медитации.

Когда я спросил, какие мысли её посещали, когда она испытывала сильное желание завести долгосрочные отношения, женщина на минуту замолчала, а потом ответила: «Меня невозможно полюбить».

И после очередной паузы шёпотом добавила: «И ещё я уверена, что другие люди подумают, что я ничего не достигла, потому что у меня никогда не было длительных отношений».

В ходе этого разговора на поверхность всплыл целый набор разных представлений и воспоминаний о том, как в раннем детстве мать и отец твердили, насколько она неуклюжа, какой у неё большой нос, что густые брови, сросшиеся в одну линию, создавали впечатление косоглазия. «Ты никогда не будешь привлекательной для мальчиков, – говорили они, – а это самая главная цель в жизни. Мы постараемся выдать тебя замуж за человека, который не будет слишком сильно тебя бить. Но это максимум, на что ты можешь рассчитывать, потому что одного взгляда достаточно, чтобы понять, что ни одна сваха не сможет выгодно сбыть тебя с рук с такими внешними данными».

Втайне она хотела стать учителем или врачом. «Но кто захочет взять такую женщину в жёны?» – спрашивала она, скорее делая утверждение, чем задавая вопрос.

Определённые изменения в стране, где она жила, дали ей возможность воплотить в реальность некоторые свои мечты. Она стала учителем. «Но мало таких мужчин, которые бы захотели связать свою жизнь с такой уродливой и неуклюжей, как я».

За её желанием иметь долгосрочные отношения как раз крылась целая «история о „я“». И когда она распалась на составные части, начала растворяться и тяжеловесность её сильного желания. Не сразу, конечно. Но в какие-то моменты это желание уже можно было терпеть.

Моя ученица не была уродливой, насколько я мог видеть. И не была неуклюжей. На самом деле она была очень умной. И хотя по стандартам того общества она не считалась красивой, её ум, манера держать себя и готовность говорить о своей дилемме придавали ей особое очарование. Она во многом была похожа на того борца с драгоценностью во лбу. Женщина была красива в своей теплоте и открытости, которая была очевидна почти всем, кроме неё самой.

Говоря, она погружалась в своего рода медитацию, пытаясь дотронуться до ума и посмотреть, что в нём происходит. Безо всякого усилия она спонтанно начала применять метод и мудрость, разбираясь со своим одиночеством. Это ключевой момент. Размышляя над каждым аспектом своего затруднительного положения, она медитировала, напрямую признавая, что мысли и чувства оттесняли её саму на задний план бо́льшую часть жизни. Как только женщина их признала, некоторые из её суждений о тех мыслях и чувствах стали терять свою значимость, и она стала разбивать их на всё более мелкие кусочки.

По ходу нашего с ней разговора она ощутила, по крайней мере на мгновение, как изменилось её восприятие. Она больше не была женщиной, пленённой в зеркале собственного одиночества и страстного желания. Она была зеркалом.

К концу разговора женщина глубоко вздохнула.

«Я тут подумала, – сказала она. – Может быть, моя мать была в таком же положении. Может, она тоже считала себя страшной и никому не нужной. Я никогда не видела её счастливой или улыбающейся. Я не видела, чтобы мои родители вместе смеялись, обнимались или целовались. А другие девчонки, с которыми я росла, которые были красивее меня, те, кто вышел замуж…»

Её голос затих на мгновение.

«Была их жизнь такой уж потрясающей?»

Она на минуту закрыла глаза, пытаясь представить.

«Они счастливы? Им не одиноко?»

Наблюдать за этим процессом было удивительно. Признание скрытой боли позволило её осознанности расшириться таким образом, что она смогла просто посмотреть на ситуацию с меньшим осуждением, чем у неё было, пока она хранила эту боль в тайне. В свою очередь эта осознанность помогла ей избавиться от ярлыка, который на неё навесили и который она приняла как родной, и разбить его на более мелкие куски, так, что он больше не ощущался таким отчётливым, конкретным и неизбывным. Как минимум, «история о „я“» начала распадаться.

«Может, я вовсе не такая непривлекательная, – сказала она. – Может, я не уродина. Может, я просто в это поверила, потому мне так часто об этом говорили».

Улыбка, всего на мгновение показавшаяся на её лице, была ослепительной. Пусть пока лишь на миг, но женщина эта смогла сбросить ношу, которую в течение долгих лет несла на своих плечах. Было очень приятно наблюдать, как она переборола, хоть и на пару секунд, собственное убеждение в том, что была некрасивой и ненужной, и начала ощущать причастность к другим людям, стоящую выше страсти, ревности и страха. В тот момент женщина смогла поменять восприятие и на минуту воссоединилась со своей искрой, дотронулась до открытости, ясности и сущностной любови.

Этот процесс – основа практики осознавания ума, с помощью которой мы начинаем обращать внимание на свою склонность развешивать ярлыки на разнообразные аспекты жизненного опыта. В то время как физические ощущения и эмоции бывают очень сильными, предоставляя нашему вниманию чёткие объекты для практики сосредоточенности и внимательности, мысли сохраняют свой смутный и расплывчатый характер.

Сосредоточив внимание на своих мыслях, мы обнаружим, что они похожи на бурный поток суждений, воспоминаний и представлений, – и часто они тесно вплетены в канву наших программ тонкого тела. Работая с тонким телом, мы начинаем создавать небольшой зазор между этими привычными программами, или паттернами, тонкого тела и теми мыслями и формами самоотождествлени «я», которые вслед за ними возникают.

Наши мысли появляются и исчезают на экране ума с такой же бешеной скоростью, с какой меняется бегущая строка с последними новостями на экране телевизора. Мы с трудом успеваем прочитать одну, как тут же на её месте возникает другая, а следом за ней ещё одна, и т. д. Наша осознанность переполнена поверхностными впечатлениями, наполовину ухваченными умом понятиями, отрывками предложений, идеями, которые только начинают формироваться и тут же исчезают. Как правило, мы оказываемся в порочном круге, пытаясь уследить за всеми этими «новостями».